Стивен Эриксон - Увечный бог

  Мы, солдаты, знаем лишь одну полновесную монету, и это - уважение. Мы ее копим, прячем, и никто не стал бы называть нас щедрыми. Мы не любим сорить деньгами. Но есть и кое-что худшее, чем бросать монеты - когда кто-то выходит и бросает их нам назад.

  Мы беспокоимся. Отводим глаза. Что-то ломается в душе, мы падаем в себя. Зевакам не понять. Они думают, мы должны улыбаться, махать руками и шагать с гордым видом. Но нам ничего такого не нужно. Потому что много друзей осталось позади, на полях брани, и мы понимаем: только им по праву принадлежит уважение.

  Мы могли бы сидеть на груде королевских сокровищ и ничего не замечать. Потому что иные богатства застревают в горле и душат нас".

  Увидев, что Скрипач его заметил, Еж пошел рядом.

  - Не надо, Скрип.

  - Что не надо? Я уже...

  - Не то. Ты сейчас остановишься. Построишь своих лицом к регулярам. Ты теперь капитан, все на тебя смотрят. Это монета, Скрипач. Ты должен отплатить.

  Капитан долго смотрел на Ежа. - Не думал, что будет так трудно.

  - А ты хотел просто убежать?

  Скрипач покачал головой: - Нет. Не знал, что нужно. Не был уверен, чего они хотят.

  Склонив голову набок, Еж спросил: - Ты не уверен, достойны ли они?

  Капитан безмолвствовал.

  Еж мотнул головой: - Мы не для такого сделаны, ты и я. Мы саперы. Когда я захожу в тупик, думаю: что сделал бы Вискиджек? Слушай, тебе нужно, чтобы регуляры устояли, дали вам время. Купили время своей кровью, своими жизнями. Что с того, если ты считаешь их никчемными? ТЫ ДОЛЖЕН РАСПЛАТИТЬСЯ!

  Скрипач всё еще колебался. Еж взмахом подозвал своих Сжигателей. - Мы строимся лицом к лагерю, Скрип - а ты так и будешь стоять посреди морпехов и панцирников, мнущихся и не знающих, куда глядеть?

  - Нет, - ответил Скрипач глухим голосом. - Еж... думаю... я сделал неверный шаг. Вот и всё.

  - Хей, лучше поздно чем никогда.

  Когда Еж двинулся к своим взводам, Скрипач окликнул: - Погоди.

  - Что теперь?

  - Думаю, кое-что должны увидеть все. - Скрипач шагнул, протягивая руку.

  Еж поглядел на нее. - Думаешь, достаточно?

  - Для начала, идиот.

  Еж улыбнулся, пожимая руку.

  А Скрипач заключил его в крепкие объятия.

  Баделле сидела на крыше фургона, и наблюдала эту сцену на краю лагеря.

  - Что случилось? - спросил сидевший рядом Седдик.

  - Ранам нужно время, чтобы исцелиться, - сказала она, смотря, как двое мужчин обнимаются, и чувствуя, как повсюду исчезает напряжение.

  - Они любовники?

  - Они братья, - ответила она.

  - Тот с рыжей бородой - ты назвала его отцом, Баделле. Почему?

  - Все дело в том, что он солдат. Я много видела с тех пор, как мы их нашли. Ты не выбираешь семью, иногда в ней бывают нелады, но семью ты не выбираешь.

  - Но они выбирали. Они решили стать солдатами.

  - А потом встали лицом к лицу со смертью, Седдик. Это связь крови, и такой узел иногда сама смерть не разрубит."Вот почему все отдают честь". Скоро, - сказала она, - мы увидим семью, пробужденную в гневе.

  - Но Мать отсылает их. Мы их еще увидим?

  - Легко, Седдик. Просто закрой глаза.

  Прыщ, еле ковыляя, пробрался к границе лагеря, чтобы видеть морпехов и панцирников. Они как раз строились лицом к регулярной пехоте. Он поискал Адъюнкта, но не увидел. Не было и кулака Блистига, "человека, который пытался меня убить.

  Ничего нет опаснее человека без чувства юмора".

  Когда Скрипач и Еж расцепились и пошли к своим отрядам, к Прыщу подошла Фаредан Сорт; потом справа появился Добряк.

  Прыщ вздохнул. - Кулаки. Все это по вашему приказу?

  - Я как раз выкрикнула приказ, когда они меня бросили и ушли сюда, - сказала Сорт. - Эти регуляры не лучше морпехов.

  - Скоро мы увидим, так ли это, - заявил Добряк. - Старший сержант лейтенант Прыщ, вы оправились?

  - При выходе из пустыни я получил дополнительное исцеление. Как видите, сэр, я стою на ногах и готов ко всему.

  - Но вас еще не исцелили от прирожденной лени.

  - Так точно, сэр.

  - Согласны со мной, старший сержант лейтенант Прыщ?

  - Всегда с вами согласен, сэр.

  - Ох, вы двое, хватит. Нам сейчас будут отдавать честь.

  Все солдаты стянулись в этот угол лагеря и стояли беспорядочной массой. В этом было что-то, показавшееся Прыщу... особенным... словно вся военная структура с ее жесткостью и любовью к мелочам перестала иметь значение. Регуляры уже не салютовали, просто стояли, напоминая толпу в доках, созерцающую отбытие флота. Капитан Скрипач вышел перед строем морпехов, повернулся к ним лицом. Поднял руку в приветствии, подержал, пока солдаты не повторили, и словно нехотя опустил.

  И всё. Регуляры не ответили. Прыщ хмыкнул: - Это же "старая монета", верно?

  - Да, - хриплым голосом отозвался Добряк. Он кашлянул. - Традиция рождена на сетийских равнинах, во время бесконечных свар между конными племенами. Удачные набеги завершались обменом трофейными монетами. - Он чуть помолчал, вздохнул. - Сетийские гребни - произведение искусства. Рог антилопы или быка, отполированы до блеска...

  - Сэр, я чувствую очередной приступ лени. Не пора ли отдать мне приказ?

  Моргнув, Добряк поглядел на Прыща. И хлопнул по плечу. - Не сегодня.

  Он ушел в лагерь.

  Фаредан Сорт чуть задержалась рядом. - Если бы он мог выбирать себе сына, Прыщ...

  - Меня однажды уже изгоняли, Кулак. Что бы вы ни думали, я не любитель наказаний.

  Она смотрела ему в глаза. - Он сказал вам "прощай".

  - Я знаю, - бросил Прыщ, моргая и торопливо отворачиваясь. Когда она хотела коснуться его руки, он не дался. Оба жеста родили боль в груди, ту боль, которую он даже приветствовал. Чтобы не ощущать иной боли.

  "Забыл поблагодарить Мертвяка. А сейчас поздно. И Добряк вдруг подобрел. Нечем поразвлечься".

  - Идите в свой фургон, - велела Фаредан Сорт. - Я пришлю тянуть три взвода.

  "Тяжелых уже нет". - Лучше четыре, Кулак.

  - Я так понимаю, - ответила она, - нам не придется идти далеко.

  Он невольно оглянулся. - Правда? Она объявила цель пути?

  - Да.

  - И?

  Она тоже оглянулась. - Мы ищем подходящее место для битвы.

  Прыщ немного поразмыслил. - Они знают, что мы здесь.

  - Да, лейтенант. И уже идут навстречу.

  Он поглядел вслед колонне морской и тяжелой пехоты. "Тогда... что делают они? Вот что значит лежать полумертвым целыми днями, а потом кормить с ложечки старину Краткорукого, ожидая хотя бы одного слова. Одного слова. Не только взгляда в потолок... не годится мужчине так заканчивать дни свои.