Роберт Асприн - Мир воров. История таверны «Распутный Единорог». Тени Санктуария. Сезон штормов

Склады в гавани, где случай лишил жизни его напарника, появились внезапно; их обуглившиеся стены казались неясными тенями в белом тумане, настолько плотном, что Нико едва видел, как его лошадь поводит ушами. Собираясь капельками, туман становился жирным и зловонным, и пальцы скользили по намокшим поводьям. Холод проникал в самую душу. Нико пребывал в состоянии легкого транса, очищающего ум, и его тело двигалось синхронно с лошадью, а его дыхание смешивалось с гулкими ударами копыт, успокаивая душу.

В этом состоянии он чувствовал присутствие людей за дверями домов, обрывки их разговоров и дум, которые вытекали за пределы безликих кирпичных фасадов из внутренних двориков и иссохших сердец. Иногда на нем задерживались взгляды, он знал это, чувствуя возмущение ауры, словно от роя возбужденных пчел. Когда его лошадь с недовольным фырканьем остановилась на перекрестке, он почуял настойчивое внимание к себе. Кто-то знал его лучше, чем случайный уличный прохожий, бдительно повернувшийся при виде наемника, едущего верхом по Лабиринту, или шлюх, которые наполовину скрывались в дверных проемах, разочарованные и потерявшие к нему интерес. Будучи дезориентированным, он произвольно выбрал левое ответвление от дороги в надежде увидеть картину шествия, которое должно было предположительно следовать в этом направлении, или хотя бы какой-нибудь приметный знак, который укажет ему нужное направление. Он не знал Лабиринт настолько хорошо, как ему следовало бы, и его обостренное медитацией периферийное восприятие могло лишь сказать ему, насколько близко находятся ближайшие стены и немного о том, кто скрывается за ними: он был не адептом, а лишь тренированным бойцом. Нико узнал человека и стряхнул с себя страх и дурные предчувствия, ожидая встречи. Он надеялся, что вор по имени Ганс сам объявит о своем присутствии. Ведь если бы Нико позвал вора, Ганс, несомненно, растаял бы в аллеях, которые он знал лучше, чем кто бы то ни было, а тем более укрывшийся в них Нико, который чувствовал себя совсем потерявшимся среди лачуг.

Он умел ждать, научившись терпению, ожидая богов для раз говора на продуваемых ветром обрывах, когда волны прилива лизали носки его сапог. Через некоторое время Нико начал различать куполообразные палатки, слез с лошади и повел ее среди разбитых ящиков и сгнивших фруктов на окраине базара.

— Стеле! — Ганс назвал его боевым именем и спрыгнул беззвучно, как призрак, с закрытого балкона прямо перед ним. Испуганная лошадь Нико отпрянула назад, ударив задними копытами по ящикам и стене палатки, чем вызвала вспышку гнева, пришедшего в ярость ее владельца. Темный трущобный ястреб неподвижно ждал, пока закончится перепалка, его глаза сверкали от невысказанных слов ярче, чем любой из ножей, что он носил, победоносная улыбка перетекла в его обычную надменность, пока он складывал фиги из пальцев.

— Я был там в то утро, — услышал Нико, нагнувшись над левым задним копытом лошади и проверяя, не попали ли щепки в подкову. — Слышал, что твой отряд потерял человека, но не знаю, кого. Таинственная погода стояла в эти дни. Ты знаешь что-нибудь, что следовало бы знать мне?

— Возможно. — Нико отпустил копыто, смахнул щеткой пыль с боков лошади и выпрямился. — Когда я бродил по глухим улочкам приморского городка — не помню его названия — со стрелой в кишках и не решался обратиться к хирургу за помощью, стояла погода, подобная этой. Человек, который приютил меня, сказал, чтобы я не выходил на улицу до тех пор, пока не установится ясная погода. Серая мгла — порождение метаний душ мертвых адептов на их пути в чистилище. Передай это своим друзьям, если они есть у тебя. Это честный обмен? — Он подобрал поводья и ухватился за гриву, чтобы вскочить на лошадь, когда увидел движение пальцев Ганса — «заметано». Вор в ответ обещал показать ему нужное направление. Некоторое время они ехали в молчании, потом Шедоуспан спросил:

— Что происходит? Я был в казармах. Никогда еще я не видел Темпуса испуганным, но он явно боялся этой девочки, что была в его комнате. Он с раздражением велел мне поставить ,свою лошадь в конюшню и проваливать. — Шедоуспан внезапно умолк, показав, что не хочет продолжать, и пнул ногой дыню, лежавшую на дороге, которая раскололась, явив кишевших внутри личинок мух.

— Может быть, он хотел уберечь тебя от неприятностей.

А может, посчитал, что его долг тебе уплачен сполна и ты не должен бродить в лагере, когда тебе вздумается, и поливать нас грязью подобно другим илсигам.

Потоки брани явились неоспоримым доказательством верности курса на «Распутный единорог», это подтверждали и некоторые другие признаки, незаметные с первого взгляда. (Нико не смотрел, вдет ли за ним Ганс. Если ему не удалось предостеречь вора, то, может, хоть чувство обиды удержит Ганса на расстоянии от Нико и его командира некоторое время. Этого будет достаточно.) Прошло довольно много времени, прежде чем Нико увидел вывеску с изображенным на ней удовлетворяющим самого себя единорогом, скрипевшую под напором влажного зловонного бриза, дувшего с гавани. Выбросив из головы мысли о Гансе, Нико приблизился к полуразвалившимся лачугам и не увидел ни одного дружелюбного лица. Улыбнись он — и он услышит поток проклятий, сопровождаемый плевками, свирепыми взглядами и соответствующими жестами. Посетители «Единорога» явно не обрадовались, увидев пасынка. Когда он вошел, в зале повисла тишина, густая, как рэнканское пиво, и, пока она рассеялась, времени прошло больше, чем ему хотелось бы. Он направился к бару, на ходу оглядев зал, набитый местными скандалистами, и поблагодарил бога за то, что утром пренебрег бритьем. Похоже, он выглядел более грозным, чем считал сам, когда повернулся спиной к угрюмой, враждебной толпе, возобновившей свою болтовню, и заказал бочковое пиво у бармена. Крупный сильный мужчина стукнул перед ним кружкой, ворча, что как было бы хорошо, если бы он выпил и убрался раньше, чем начнет собираться толпа, иначе он, бармен, не отвечает за последствия и Нико получит счет за любой ущерб, причиненный бару. Выражение глаз этого крупного мужчины было явно недружелюбным.

— Ты тот, кого зовут Стеле, не так ли? — предъявил ему обвинение бармен. — Это ты сказал Гансу, что один из лучших способов убийства — удар ножом сзади снизу вверх, под лопатку или же мечом между ног противника, тогда он умрет прежде, чем увидит твое лицо?

Нико уставился на него, чувствуя, как от гнева у него немеют конечности.

— У меня нет сейчас времени разубеждать тебя, — сказал он тихо. — Где Беспалый, бармен? У меня есть для него сообщение, которое не может ждать.