Виктор Никитин - Легенда дьявольского перекрестка

- Не надо этих нравоучений, прошу вас, - скривился Рейхенштейн, однако по всему было видно, что сказанное Бреверном запало ему в душу.

Виллем не счел себя обиженным, но вот желание что-то доказать Паулю, объясниться взяло верх.

- Господин Рейхенштейн, по вашему выходит, что мы лжем?

- Не знаю, - коротко ответил Пауль. - Мне все равно.

- Но подумайте, пожалуйста, если мы действительно обманываем вас, то для чего? Какую цель преследуем?

- Понятия не имею. Я не читаю мыслей других людей, и то, какую цель или цели вы трое преследуете, известно только вам. Может быть, вы таким образом развлекаетесь, так сказать, коротаете время в позабытом полупустом трактире.

- Развлекаемся, сводя людей с ума, - горько рассмеялся Михаэль. - Да уж, мы такие.

Николаус фон Граусбург подхватил настрой Бреверна и добавил:

- Из разных концов Империи мы прибыли в это злосчастное место исключительно для того, чтобы позабавиться, играя на нервах господина нотариуса.

На некоторое время все умолкли, даже избегая встречаться взглядами, пока Виллем не возобновил тему, спросив:

- Господин Рейхенштейн, вы ведь не станете отрицать, что на постоялом дворе с нами творится какая-то чертовщина?

- Не стану.

- А у вас есть мнение на этот счет?

Нотариус собрался с мыслями, затем приосанился, словно готовясь прочесть доклад какому-нибудь высокому чину, и выдал, как по-писаному:

- Друзья, мы все переживаем непонятное наваждение, путающее нашу память фактами и событиями, которых не было в действительности, или же они имели место в настоящем, но не там, не так, не с теми людьми и при совершенно иных обстоятельствах.

Никто не пропустил мимо ушей того, что Пауль назвал их друзьями. Он сам, наверное, и не обратил на это внимания, а Михаэль, Николаус и Виллем в момент отбросили от себя какие-либо намеки на обиду по отношению к Рейхенштейну.

- Вот, - протянул Михаэль с улыбкой. - Это уже достаточно дельное мнение. И эту версию следует обязательно обмозговать. Пойдемте-ка за общий стол, Пауль, и прекращайте дуться.

- Да-да, идемте, - позвал Николаус. - Тем более мне есть, что вам рассказать, пока к компании не присоединились Келлеры. Я собирался начать сразу, но наш спонтанный спор спутал карты.

- А что вы намеревались рассказать? - возвращаясь к общему столу, осторожно спросил Пауль, словно от ответа зависело, будет он присаживаться или нет.

- Кое-что видится теперь доказательством моей версии о том, что мы восприняли память друг друга. Не стану ходить вокруг да около. Думаю, вы сами все сопоставите и поймете, когда я закончу. Итак, когда фрау Келлер закричала во сне и разбудила нас, я вбежал в ее комнату сразу после Хорста и краем уха услышал, что именно так сильно напугало бедную женщину. Она всхлипывала, причитала, но суть перепугавшего ее видения я уловил четко.

Глава семнадцатая

Как ни старался Хорст и к каким только ухищрениям не прибегал, жену успокоить не получалось. Ее колотило не переставая, она громко рыдала, передавая и мужу свое запредельное волнение, с которым не могла справиться самостоятельно.

Не найдя выхода в объятьях и ласковых причитаниях, Хорст крепко прижал жену к груди и смешным голосом ни с того, ни с сего затянул колыбельную, сперва путая слова и промахиваясь с мотивом, потом все увереннее и увереннее.

Он полагал, что Эльза вновь заснет, стоит ей немного успокоиться, как обыкновенно случается с долго капризничавшими детьми, но этого не произошло. Его ожидания не оправдались. Убаюканная незамысловатой песенкой Эльза довольно скоро прекратила рыдать, чуть погодя закончились всхлипывания и нервная дрожь. Лишь слезы, повисшие на густых ресницах, мелкими бусинками обрамляли темно-бирюзовые глаза красивой женщины.

Вскоре уже Эльза держала руки Хорста в своих руках, целуя их точно так же, как он совсем недавно целовал ее светлые волосы.

Хорст продолжал петь. За первой колыбельной последовала вторая, за ней - третья, потом он стал напевать простенькие мелодии без слов, поражаясь тому, как много их знает и помнит.

Детей у Келлеров не было. Своего первенца они потеряли несколько лет назад вследствие случайности, в которой каждый винил себя, не перекладывая друг на друга груз ответственности.

У Эльзы тяжело протекала беременность, а роды были очень долгими и мучительными. Повитуха, проведшая в доме Келлеров без малого сутки, несколько раз выходила к Хорсту, переживавшему и не находившему себе места. Сокрушенно она предупреждала, что ребенок может родиться с травмами. Выйдя к Хорсту в очередной раз, она печально прошептала, что нет никаких шансов помочь ребенку появиться на свет живым, и остается лишь бороться за Эльзу. Теперь уже ее жизнь находилась под угрозой.

Всю ночь безутешный Хорст провел в молитвах, а к утру его ожидала ошеломительная новость. Все сложилось как нельзя благополучно: Эльза родила крепкого мальчугана и сумела сама выкарабкаться с того света. Только несколько позже выяснилось, что Эльза больше никогда не сможет забеременеть. Она осталась бесплодной. Впрочем, поразмыслив немного, Хорст не обнаружил в этом ничего запредельно скверного, ведь многие супруги живут и вовсе бездетными, а у них есть малыш, их Эберхард, их Эберт.

Им с Эльзой вполне хватало и одного белобрысого сорванца, подчас устраивавшего такие проделки, до которых и дюжина детей постарше не додумалась бы. Но кто-то наверху, однажды внявший молитвам Хорста, решил забрать у Келлеров их маленькое счастье, когда Эберту было семь.

Придавая большое значение грамоте, Хорст определил сына в приходскую школу в таком возрасте, когда другие дети еще озорничают днями напролет, не задумываясь об учебе.

Возвращаясь из школы, Эберт упал в ручей, где вымок до нитки и испачкал одежду тиной и песком. Он побоялся попадаться на глаза матери в таком виде, отлично помня, как буквально на днях она отчитывала его за то, что он умудрился углем измарать выходную рубашку. Вместо того, чтобы бежать в теплый дом и обо всем честно рассказать, Эберт расположился за коровником, ожидая, пока его аккуратно расстеленные на соломе вещи не высохнут.

Это было в конце сентября, а к первому числу следующего месяца Эберта не стало. Несмотря на то, что простуду заметили сразу, она все-таки успела перейти в воспаление легких, так и сведшее маленького Келлера в могилу.

Умирая, он все плакал и просил родителей не ругать его за промокшую одежду.

- О чем ты думаешь? - притихшим голосом спросила Эльза, приподнимая голову.

Не желая тревожить ее упоминанием об умершем ребенке, Хорст вынужденно солгал: