Татьяна Мудрая - Клятва Гарпократа

Несмотря на молодость, Йорун слыла хорошей хозяйкой: любая работа у нее спорилась. Она была такой искусницей, что мало кто и из женщин постарше мог с ней потягаться в любом рукоделии. А когда мужчины семьи сеяли, Йорун всегда находилась рядом и пела заклинательную песню вардлок, чтобы всходы были дружнее, а урожай лучше. Никто не умел петь вардлок так хорошо и таким красивым голосом, как она.

Однако нрав у нее был не по возрасту крутой, и когда нужно, она была очень храбра. То, что было у нее на уме, могла сказать в лицо любому. Оттого многие говорили, что не Индриди надо было бы приставить к Йорун, чтобы ее усмирять, потому что в самом главном они слишком схожи друг с другом.

Также нередко видели, как она и Индриди вдвоем уходят куда-нибудь на ровное место: на морской берег или темный песок каменных пустошей, — и там упражняются, оттачивая удары, наносимые разным оружием. Это считалось странным занятием, хотя не чтобы совсем неподобающим женщине. Происходило это, впрочем, открыто и на виду у всех.

Асгейр и Индриди очень доверяли друг другу. Как-то учитель полушутя спросил у своего хозяина:

— Моя любимица уже невеста, и многие сильные мужи уже делают вокруг нее круги, точно ястреб вокруг лебедицы. Что скажешь, если и я к ней посватаюсь?

— Скажу, что ей нужен кое-кто получше бывшего пленника, будь он хоть трижды из царского рода, — ответил Асгейр. — И не такой, что вдвое старше, а к тому же покрепче духом, чем любой из тех, кого я знаю. Не ожидал я от тебя таких слов.

— Ты прав: я и в самом деле не тот человек, что мог бы с ней совладать, — ответил Индриди.

На том дело и кончилось, и никто из двоих не захотел обидеться на другого.

Жил в то время человек по имени Хёгни с Осинового Холма, человек достойный, но небогатый и, по слухам, не во всем удачливый. Женой его была Гудрун Пригожая. У них родилось трое сыновей и столько же дочерей, и все стали людьми весьма уважаемыми. Самым старшим из сыновей был Старкад Золотая Пуговица. Прозвище своё он получил оттого, что эта пуговица была единственной его драгоценностью, добытой в опасных походах, и он перешивал ее с одного плаща на другой, когда прежний совсем уж истреплется. Ставил он эту дорогую пуговицу как раз на то место, где сходятся на горле ключицы, и, говоря что-нибудь, теребил ее пальцами. Был он высок ростом, на голову выше других мужей, и очень силен. Он был приветлив, нерасчетливо щедр, прекрасно владел оружием, дельно судил о людях, и его многие любили. Никто не мог отвести ему глаза, ибо он видел всё как есть: однако был по природе молчалив, на словах прям и резок и казался ко всему равнодушным. Узнавал ли он о смертельной опасности или радостной новости, он не становился печальнее или радостнее. Выпадало ему счастье или несчастье, он ел, пил и спал не меньше и не больше, чем обычно.

Старкад единственный из братьев остался холостяком, хотя был на хорошем счету и успел нажить кое-какое добро.

Вот говорит как-то ему отец:

— Всех невест мы с тобой перебрали, кроме одной. Не хочешь ли посвататься к Йорун, дочери Асгейра Миклагардца?

— Отчего ж нет, — говорит Старкад. — Только молода очень, не отдадут ее из-за одного этого.

— А если бы отдали?

— Взял бы за себя с радостью.

— Говорят, у нее дурной и резкий нрав. Нелегко будет вам поладить.

— Может, и правда, только я не верю. Хочу попытать счастья.

— Что ж, это тебе с ней жить.

Поехали они к Асгейру и посватались.

— Я к этому всей душой, — говорит им Асгейр, — да и супруга моя скоро пожелает снять с себя бремя. Но нехорошо такое решать без самой Йорун — она еще своей волей не сыта.

Йорун же, услышав от Асгейра о сватовстве, отвечает:

— Тебя послушать, так лучше Старкада нет на свете человека; но пусть бы это хоть как-то было написано у него на лице. Чтобы уж мне наверняка знать.

— Так ты его хочешь или нет? — спрашивает Асгейр прямо.

— Как ты, отец, прикажешь, так и поступлю, — отвечает Йорун, а на лице ее ничего такого не видать.

Вышел от нее отец и говорит обоим мужчинам:

— Согласна моя дочь, только вот подождать надобно три года.

Отец с сыном так не хотят, и решают все четверо, что отпразднуют свадьбу не далее чем следующим летом. На том заключили сговор и ударили по рукам.

А стояло тогда время первого инея.

Вот, значит, вернулся Старкад к себе, а вскорости отплыл в Бьярмию и Гардарику по торговым и иным делам.

На том пока это дело закончилось.

Жил человек по имени Хёскульд, прозвищем Медовый Язык. Он скрылся из родных мест, потому что ненароком сразил на поединке человека, который в чем-то перешел ему дорогу, а родичи убитого никак не шли на мировую и не соглашались на выплату виры. Он был на голову выше всех других мужей, кроме разве Старкада, широкоплеч, тонок в поясе и крепок в груди. Руки и ноги у него были стройные и сильные. Также он был очень красив с лица: кожа у него была белая, черты крупные, нос с горбинкой, глаза голубые и взгляд острый. У него были прекраснейшие светлые волосы и великая сила. Он лучше всех плавал, дальше других бросал копье и попадал в цель из лука и мог долго рубиться мечом и секирой без того, чтобы кто-то держал перед ним щит. Также он был неплохим скальдом и мог долго веселить любое собрание. Словом, всем был хорош. Были у него там, откуда вышел, двое братьев и сестры, а жены и детей не было.

Пришел Хёскульд к Асгейру в дом и говорит тому:

— Хотел бы я послужить тебе, Владелец Радуги Битвы, своей секирой, ручка коей заплетена золотой нитью. А нить эта делает столько оборотов, сколько неприятелей было у моих друзей и родичей.

Удивился Асгейр, что молодой человек говорит так красно и метко. А обо всём прочем давно был наслышан.

— Что же, — отвечает Асгейр, — лучше уж мне служи, чем тому, с кем я в ссоре.

И с тех пор сидел Хёскульд напротив него на всех пирах, и люди не могли оторваться от его губ, когда он рассказывал саги или слагал висы: смеялись, когда он того хотел, и проливали слезы, когда он желал этого.

Вскорости заметили, что он часто шутит с Йорун, а она охотно ему улыбается. Многие стали поговаривать, что он, должно быть, собирается ее одурачить. Тогда Асгейр позвал к себе дочь и начал крепко ее отчитывать.

— Остерегайся говорить с Хёскульдом, когда других нет при этом, — наказал он ей под конец.

— Я так и не говорю. Иначе кто бы мог тебе насчет нас донести? — отвечает Йорун.

— Я сказал — ты слышала.

— Когда ты велел мне ждать Старкада из его странствий, я тоже тебя слыхала, — отвечает девушка. — Тогда я поступила, как хотел ты, а теперь — как желаю одна я.