Йоханна Синисало - Тролль

— У нас в приходе можно увидеть блуждающие огни…

Сихвонен отвернулся и замахал рукой, будто отгоняя комаров.

— Да ну, брось… это чистое вранье…

— Точно говорю. Старики видели. И сверху лежат скрещенные мечи.

MAPTEC

— Уже продано.

— Продано? — я вижу, как на лице Микаэля медленно, акварельным пятном расплывается улыбка.

— Хочешь взглянуть на макет?

Не дожидаясь ответа, я иду в кабинет, Микаэль, как паж, следует за мной, готовый слизнуть те капельки меда, которыми я соизволю его попотчевать.

Я вытаскиваю распечатку из груды бумаг. Глаза Микаэля начинают сиять, когда он видит перед собой результат нашего совместного творчества: сочетание стилистической сдержанности с откровенным безумием. Могу поклясться, что глаза его увлажняются, когда он снова поднимает взгляд на меня.

— Стильно до невозможности, — говорю я.

— Правда.

— Можешь выписывать счет.

— А что сказал клиент?

— Попадание в десятку, удар под дых нашей разлагающейся постмодернистской эпохе.

Микаэль улыбается.

— Не может быть.

— Да, так он и сказал.

Микаэль не в силах оторвать глаз от макета, от черной гривы, царапающих воздух когтей и замороженных в кадре раздраженных прыжков брейк-данса.

— Красиво, — выдыхает он, но его восторг вызывает во мне болезненное ощущение, как незаметная царапинка, оставшаяся на пальце, который поранился о неосторожно перевернутую страницу. Я не уведомил клиента, что снимок и сама концепция принадлежат субподрядчику. Стоит ли намекать покупателю, что он мог бы обратиться прямо к нему и получить за несколько десятков тысяч то, за что мы возьмем сто тысяч? Так что слава — моя, макет — мой, и у Микаэля нет никакого права смотреть на него влюбленными глазами.

Эй, между прочим, я тоже здесь. Во мне уже начинает вскипать раздражение, но тут Микаэль отрывает взгляд от макета, осторожно кладет его на стол и улыбается так светло, будто в комнату заглянуло солнце.

— Я пошлю Хельви счет, как мы и договаривались.

— Как насчет пива? Разве у нас нет повода выпить? — спрашиваю я, не успевая отдать себе отчет в собственных словах и прикусить язык, пока они не вылетели. Нет, черт побери, этого я себе больше не позволю, но отсутствующий вид Микаэля — как вызов, он будто не видит, не слышит, черт побери, даже не замечает меня. Меня, Мартеса, того Мартеса, к которому он всегда так стремился. Почему он не пытается задержаться, не придумывает пустых поводов, почему не начинает болтать о том, о сем, лишь бы не уходить?

— Ой, в самом деле, — Микаэль отвечает ласково, с искренним вздохом. — Но вот незадача, я уже занял этот вечер.

— Да ведь время еще есть, — но я тут же одергиваю себя. — Впрочем, и у меня куча дел.

— В другой раз.

— Ага.

Я смотрю ему вслед, и почему-то в глубине души у меня начинает тлеть слабое тусклое чувство разочарования, оно тлеет и выпускает тоненькую струйку серого дыма.

ПАЛОМИТА

За дверным глазком происходят странные вещи.

Пентти остановился поговорить с соседкой. Она кивает, жестикулирует, наклоняется к самому уху Пентти и что-то говорит с серьезным выражением лица. Потом отодвигается и качает головой, скрестив руки на груди.

Пентти достает из нагрудного кармана бумажник и дает женщине визитку, что-то указывает на ней, а женщина энергично кивает. Потом Пентти вытаскивает из бумажника купюру, сует женщине и обеими руками сжимает ее ладонь.

Я едва успеваю спрятать скамеечку и шмыгнуть в кухню, как Пентти уже вошел. Его побагровевшее лицо пылает, когда он спрашивает, что это за фокусы я тут вытворяю? Он говорит, что все знает: я звонила в чужие квартиры, приводила бездомных кошек, опозорила Пентти в глазах всех соседей.

Он дает мне пару пощечин, потом ему это надоедает. Он говорит, что раз мне так нравится кошачья еда, я могу жрать ее всю следующую неделю.

Он не сказал, откуда все это стало ему известно. Но я-то знаю.

АНГЕЛ

Я принял душ. Ванная у Экке крошечная, как спичечный коробок, на унитазе приходится пристраиваться так, что раковина оказывается у тебя на руках. Штора разрисована разнообразной богатой растительностью.

Валюсь рядом с Экке под солдатское одеяло. Экке снова взял очки со столика у кровати и теперь что-то читает. Я бросаю взгляд на обложку: «Семеро братьев».[15]

— Это не серьезно.

— Нет-нет, здесь есть истории и про тебя.

— А — так я, наверное, Юсси Юкола, этот унылый тип с конопляными волосами.

— Нет, я имею в виду персонажа, у которого гораздо больше ангельских черт. Помнишь бледную девушку?

— Ну-ну.

Экке не обращает внимания на мое ироническое восклицание и начинает читать, декламируя, как подросток на сцене.

— Жил некогда в одной горной пещере чудовищный тролль — страх и ужас для людей. Он мог изменять свою внешность, как ему вздумается. Окрестные жители видели, как он прогуливается то в виде красивого юноши, то в виде прекрасной девушки — в зависимости от того, чьей крови он напился: мужской или женской. — Это намек на трансвеститов?

— Да что ты! Это просто красивая чепуха.

Экке продолжает перелистывать страницы и, склонившись ко мне, драматически понижает голос. Он почти переходит на шепот, потом опять распрямляется и начинает читать так громко, что у меня чуть не лопаются барабанные перепонки, я охаю и затыкаю уши. Это его смешит.

— И тут девушка закричала, стала вырываться, но все было напрасно. Безобразно ругаясь, тролль затащил ее в свою глубокую пещеру и решил навсегда оставить там, во тьме подземелья. Проходят бесконечно долгие годы; каждую ночь, в бурю, дождь и мороз бледная девушка стоит на склоне горы и вымаливает прощение за свои грехи; ни одна жалоба не слетает с ее губ. Так проходит ночь, а на рассвете безжалостный тролль снова уводит ее в пещеру.

Я испытываю легкое беспокойство, но дело не в Экке. Бесхитростный, лишенный притворства и желания обольщать, характерных для кафе Бонго, Экке, по существу, по-мальчишечьи привлекателен и очень умен. Он может смотреть на вас наивными глазами и в то же время быть, черт побери, возбуждающе циничным. Как та серая мышка в американских фильмах, которая отправляется на бал, оставив очки и зубные скобки на ночном столике, и сводит с ума всех мужчин, раньше не замечавших ее.

— А дальше что?

Экке перелистывает несколько страниц, театрально бьет себя в грудь и делает широкий жест рукой.

— Нежно улыбаясь, молодой человек берет ее на руки, целует, и бледная девушка чувствует, как кровь приливает к щекам; ее лицо алеет, словно облако на рассвете. Но злобный тролль, ощетинясь, взбирается на гору, чтобы снова утащить девушку в свои ущелья.