Алана Инош - Под маской Джокера
– Нелечка… Я просто не знаю, как быть… Приезжай… Отца сбила машина. Он сейчас в первой городской, в отделении экстренной хирургии! – Голос матери сорвался в поток рыданий, и прошло несколько мучительных, как чёрный колпак удушья, мгновений, прежде чем она снова смогла говорить связно. – Ему срочно нужна кровь… У них проблемы с четвёртой отрицательной, есть только половина необходимого объёма. Наша с тобой не подойдёт: у меня вторая группа, у тебя – третья… Я… у меня руки-ноги трясутся, я просто ничего не соображаю сейчас!
– Мама, ты где сейчас? – чуть ли не закричала Нелли, плохо слыша себя саму из-за звона в ушах. – Дома или в больнице?
– В больнице… Возле операционной… Приезжай скорее…
Мобильный чуть не выпал из похолодевшей руки Нелли. Стук пульса в висках, вой метели в сердце.
– Что случилось? – Кира, подойдя, заглянула Нелли в глаза.
– Папу… сбила машина… ему нужна кровь, – глухо повторила Нелли угасающим эхом слова матери. – Четвёртая отрицательная… У них только половина того, что требуется.
– У меня и у Крыса четвёртая минус. – Голос Киры прозвучал спокойно и твёрдо, и Нелли поймала ртом возвращающуюся в её грудь жизнь…
А Кира тем временем уже обувалась в прихожей. Леська, стискивая в руках альбом, смотрела на Нелли своими всезнающими, недетскими глазами.
– С дедушкой всё будет хорошо, – сказала она.
– Да, Лесь, всё обязательно будет хорошо, – кивнула Кира. – Так, я на байке – за Крысом, а вы уж как-нибудь сами доберётесь. Лучше на такси. – И спросила: – В какой отец больнице?
– Первая городская, отделение экстренной хирургии, – пролепетала Нелли.
Глава 10
Холодная земля хрипела, пульсируя корнями-сосудами, древесные кроны сплелись в сплошной шатёр. Живой, разумный туман струился между стволами, в каждой его капельке кричала одна из растворённых в нём душ.
Длинный, сырой подземный тоннель кончился, и Нелли выползла из его чёрной пасти, чтобы припасть грудью к этим шершавым, похожим на удавов корням. Дыра за её спиной дышала и стонала: «Ом-м-м…» Глубинное пение отзывалось под рёбрами вибрацией.
Рука в белой перчатке высунулась из подземного мрака, щупая землю совсем рядом с ногой Нелли. Подброшенная пружиной собственного безгласного крика, Нелли окунулась в леденящую безнадёжность бегства.
Сколько раз она так убегала – не счесть. Сколько раз Джокер её догонял? Да всегда! Можно и не считать. В ней мгновенно разрывалась желатиновая капсула решения: бежать. Только так и никак иначе. Иных выходов она не успевала увидеть – она, вечная Алиса, ползающая по тоннелям следом за белым кроликом из одного Зазеркалья в другое.
И все Зазеркалья оказывались одинаково беспросветными, куда ни сунься.
Позади неё развевались крылья чёрного плаща – упыриные крылья, только больших ушей и клыков не хватало её преследователю, чтобы выглядеть как Дракула. Застывший клоунский оскал маски, шляпа с бритвенно-острыми полями, способными перерезать горло и – пустота вместо души. Эту дыру у себя под сердцем Джокер хотел заполнить за счёт Нелли.
Это был не смех: монстры без души не умеют смеяться. Это был полурык-полустон, доносившийся из-за частокола неправдоподобно длинных зубов из папье-маше. Джокер звал Нелли, тянул руки к ней, а стволы мелькали, уносясь в туман прошлого.
Было ли бегство единственным выбором? От кошмара к кошмару она даже не успевала задуматься над этим – просто неслась прочь настолько быстро, насколько ей это позволяли подкашивающиеся ноги. Но сейчас Нелли была на новой ступени: она осознавала, что нужны перемены.
Обняв холодный ствол дерева, она переводила дух и с содроганием терпела щекотные прикосновения рук в белых перчатках. Мягкие, ласкающие, они совсем не походили на прелюдию к убийству. Она подпустила Джокера к себе, чтобы узнать: а есть ли вообще в этой игре другие варианты? Нелли всё время играла по одному сценарию и была до скуки предсказуемой – настало время шагнуть в сторону с проторенной тропинки, неминуемо ведущей в пропасть.
Дыхание Джокера пахло слежавшейся осенней листвой, тухлой стоячей водой и канализационной слизью. В его звуке шуршали несбывшиеся надежды, мёртвые мечты, несостоявшиеся радости. Лишь мудрое дерево с живой душой знало, чего Нелли стоило не завопить и не сбросить со своего плеча эту тряпичную руку – такую неживую, кукольную и мягкую, как у Страшилы из «Волшебника Изумрудного города», но в любой момент способную стать твёрже камня.
– Сколько стоит килограмм жареных гвоздей? – процедила Нелли сквозь стучащие от страха зубы.
Джокер замер с вопросительным рыком, а в руке Нелли материализовалась раскалённая сковородка, полная шипящих в масле гвоздей. Дальше всё происходило как в фильме со спецэффектами: взмах сковородкой – и Джокер гибко откинулся назад, уворачиваясь от летевшей в него тучи гвоздей.
– По-моему, ты глотнул не ту пилюлю, Нео, – хмыкнула Нелли. – Наши забили пять голов, чехи – один. Угадай, кто выиграл?
Взвесив на ладони футбольный мяч, она подожгла у него фитиль и метнула в Джокера. Тот принял мяч на грудь, поддал коленом, перебросил на другое… Бабах! Когда облако нарисованного взрыва рассеялось, незадачливый футболист в маске стоял в комичной позе, далеко отставив зад и скрючив пальцы, торчавшие из обгоревших перчаток. Вся маска покрылась копотью, но, по мультяшным законам, её обладатель остался жив и почти невредим.
– Отгадай загадку: с луком и яйцами, но не пирожок. – Страх съёжился в маленький комочек, и Нелли просто вынула его у себя из груди и выкинула прочь.
Достав из колчана стрелу, она натянула лук. «Пиу!» – пропела стрела и пронзила яблоко на шляпе Джокера.
– Ответ: Робин Гуд, – усмехнулась Нелли.
Стоило ей перестать бояться, как Джокер потерял свою силу и власть над ней. Он медленно осел, как тающий сугроб, его маска подёрнулась сеткой трещин, а звук при этом был такой, словно кто-то давит яичную скорлупу. Нелли замерла в ожидании…
Хлопья осыпающейся, как извёстка, маски открыли под собой лицо старухи. Каждая трещина на улыбающейся личине соответствовала глубокой отметине времени на дряблой коже, и только глаза выделялись своей пронзительностью и ясной молодостью. Узнавание медленно пускало ростки из изумлённой души Нелли… Седые космы колыхались в тихих струях живого тумана, слёзы катились по морщинистым щекам, а иссушенные старостью губы шевелились в скорбном шёпоте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});