Евгений Решетов - Последний языческий бог (СИ)

До вечера еще было время, и я решил занять его чтением “Колдовства”. Получив кое-какие знания, составил мнение, что это книга, некий краткий курс молодого колдуна. Набор простейших заклинаний на все случаи жизни, которых было не более двух десятков. Каждое имело свое название. Пробежав глазами все заклинания, обнаружил уже виденное “Инфантимо”. Оно требовало особую мазь, состоящую из нескольких ингредиентов: фосфор, магний и настойку С-12. Прочитав все это, выдохнул сквозь сжатые зубы. Аббревиатура настоек, растворов и прочей колдовской жидкости, ничего мне не говорила. Нужно срочно найти профильную книгу.

По-быстрому смотавшись в библиотеку и прихватив там книгу “Зелья”, оглавление которой пестрело именно тем, что мне сейчас нужно, возвращаясь, застал возле двери своей комнаты, терпеливо ждущего Сингирда. Он молча бросил мне в руки объемную, кожаную сумку с множеством карманов, и удалился.

Зайдя в комнату, заглянул в сумку и обнаружил не хилый набор колдуна. Огромное количество склянок и порошков в маленьких, деревянных или железных коробочках. Благо, на всем этом были приклеены названия, а то бы не один день разбирался во всем этом разнообразие. Еще сумка была устроена так, что все родственные ингредиенты были сложены в один карман. Металлы к металлам, камни к камням и т.д.

Вот теперь, поколдую. Отложив мешок начал изучать книгу, улыбаясь как дебил. Руки чесались прямо сейчас опробовать, хотя бы самое простенькое заклинание, но решил начать с “Инфантимо”, а для его использования требовалось еще кое-какое время. Искаженная латынь прекрасно запоминалась, но одна малейшая ошибка, может привести к неожиданным последствиям, так что поучу еще немного.

Наступал вечер. Первые сумерки проникали в комнату, отвоёвывая все больше пространства. Я отложил книгу, пошарил в мешке, достал требуемые ингредиенты, смешал их, и начал озираться по сторонам. На что бы намазать получившуюся смесь? Не придумав ничего лучшего, покрыл ей небольшой участок каменной стены. Так теперь у меня есть тридцать секунд, что бы произнести заклинание иначе мазь потеряет свои колдовские качества, а вот после произнесения заклинания, она будет светиться где-то час.

Искаженная латынь потекла из моих губ. У меня дрожал голос от волнения, но это не помешало действию заклинания. Стена засветилась ровным, голубым светом. У меня получилось! Ноги подкосились от накатившей радости. Я облокотился двумя руками о стену, не отрывая взгляд от светящегося пятна. В головке набатом звучало: “Я колдун! Колдун!”. Восторг, от осознания этой мысли, полностью захватил меня. Он бился в горле, разрывал грудь и пронзал вены. Это чувство так увлекло меня, унося в далекое будущее, где я представлял себя великим колдуном, спасителем мира, которого боготворили миллионы, что прозвучавшие за спиной слова, стали для меня полной неожиданностью:

- Я вел себя примерно так же после первого заклятия.

Быстро обернулся и увидел по-походному одетого Эртифекса. Сумка на подобии моей, и короткий меч на бедре. Он стол на пороге и понимающе смотрел на меня.

- Стучал, - произнес он, - хотя и не так громко.

Тряхнув головой и пытаясь прогнать глупую улыбку счастья, я проговорил:

- Ты сначала стал магом, а затем колдуном?

- Истину глаголешь, - ответил ментал. - Собирайся, пора.

Присобачив на спину с помощью мага секиру и закинув на плечо лямку колдовской сумке, покинул комнату.

Во внутреннем дворе крепости нас ждала карета. Обычная, покрытая черным лаком, с оббитыми железом деревянными колесами. Она была запряжена шестеркой вороных, бьющих копытом лошадей.

Кучер удивленно приподнял брови при виде меня и тут же поспешно отвернулся.

Пока я пытался прикинуть возможность моего проникновения в средневековый транспорт, Эртифекс разрешил этот вопрос:

- Садись рядом с кучером.

Я взгромоздился на козлы и сел на лавку рядом с кучером, бесцеремонно отодвинув его на самый край. Он как-то каменно держал вожжи, боясь даже посмотреть в мою сторону. Я тоже пока не одаривал его своим вниманием, смотря на Кару, одетую в дорожный плащ и несущую точно такую же сумку как у меня и ментала. Она бросила в мою сторону мимолетный взгляд и самостоятельно проникла в карету. Услужливо протянутую руку Эртифекса, она проигнорировала. Последним явился угрюмый некромант. Как только он присоединился к уже сидящим внутри Эртифексу и Каре, кучер щелкнул вожжами, и мы двинулись. Провожать нас никто не явился. Спустя несколько минут мы покинули крепость.

Карета плавно катила по выложенной плитами дороге. Вокруг расстилалась тишь да гладь. Слева на побережье накатывали ленивые волны лазурного моря, справа сплошным, зеленым ковром росла изумрудно-зеленая трава. Впереди, насколько хватало видимости в опустившихся на землю сумерках, пейзаж пока не менялся, но вскоре это должно произойти.

Мерное покачивание кареты, рессоры которой исправно сглаживали ощущения от небольших неровностей дороги, цокот копыт, жужжание эскадрильи комаров, совсем не доставляющей мне хлопот, но совсем заевшей кучера, навевали на меня полудрему.

Спустя несколько часов на небосклон выползли звезды и месяц начал свой путь. Так же изменился и пейзаж. Мы въехали в подлесок. Кучер засуетился, откинул капюшон плаща и опасливо передал мне вожжи. Я принял их, совсем не зная, что делать, если лошади взбунтуются или поскачут не туда. Сам кучер начал зажигать масляный фонарь. Открыл стеклянную дверку, зажег кресалом фитиль и повесил фонарь на крючок. Теперь дорогу освещало мягкое жёлтое пламя.

Передав вожжи обратно кучеру и глядя, в частично невидимое из-за веток деревьев небо, подумал, что это ведь первый раз, когда я покинул стены крепости. Что будет со мной дальше? Как сложиться моя жизнь? Холодные звезды не родного для меня небосвода ответили насмешливым блеском.

Вдруг, изнутри кареты раздался не хилый храп. Я толкнул кучера в плечо, и скабрезно улыбаясь, тихо проговорил:

- Кара почивать изволила.

Он несмело улыбнулся, обнажая редкие, желтые зубы и пару гнилых, черных пеньков.

На вид ему было лет сорок. Грубое, простецкое лицо, носило следы явного злоупотребления спиртными напитками. Мешки под невыразительными глазами с опаленными ресницами и бровями, свидетельствовали об этом. Копна русых, с сединой волос, неопрятной грудой торчала из-под опущенного на прямоугольный, узкий лоб, капюшона.

Внезапно подул порыв холодного ветра, заставивший кучера зябко поежиться. Наверно следует отметить, что перепад температур был значителен. Днем изрядно палило солнце, а ночью легко можно было продрогнуть.