Юлия Федотова - По следу скорпиона

– Молчи, женщина! – взревел злодей.

Но в сонных глазках толстяка мелькнул интерес и даже что-то похожее на веселье.

– Мило, мило. Очень… оригинально. Ну-ка, подойди, дитя мое. – Он поманил пленницу пальчиком-колбаской.

Ильза, будучи девушкой, в общем, неконфликтной, не стала упрямиться и подошла. Толстяк долго и бесцеремонно рассматривал ее в фас и профиль.

– Миленькая, – пришел к заключению он. – А что, ты и вправду воин? Хороший?

– Средней паршивости, – ответила Ильза честно, именно так квалифицировала ее боевые навыки требовательная и прямая Меридит. А какой смысл было врать? Всегда легко проверить.

Незнакомец опять умилился, потом обратил взор на похитителей:

– И сколько просите за нее?

Те склонились в почтительном поклоне.

– Сто золотых, о господин.

Ильза присвистнула. Она и не подозревала, что стоит так дорого. Но сехалец торговаться не стал, хлопнул в ладоши. Звук вышел тихим, но на него сейчас же явился опрятный домовый гоблин с подносом, на котором лежал бордовый бархатный кошель. Толстяк швырнул его, как собакам швыряют кость. Кошель был пойман на лету. Пятясь и низко кланяясь, ловцы живого товара удалились.

Ильза ожидала, что теперь сехалец завяжет беседу с ней лично и даст себе труд объяснить, куда она, собственно, попала и что ее ждет. Не тут-то было. Он опять щелкнул пальцами. Полуголые девы побросали веера и, щебеча не по-староземски, увлекли Ильзу в соседнее помещение. Обходились с ней весьма любезно: вымыли в душистой воде, умастили благовониями, нарядили в прохладные шелковые одежды, красиво причесали, насурьмили брови, в общем, превратили в немыслимую красавицу, за которую в самом деле сто золотых не жалко. Ильза с удовольствием разглядывала преображенную себя в огромном зеркале. Новый облик был ей очень к лицу. Она так и не добилась от девиц никакой информации – ни одна не говорила (или не хотела говорить?) по-староземски, но это ее не особенно тревожило. Ильза доподлинно знала: если попадаешь в рабство в Аполидий, самое главное – не есть алычу. Все остальное не так уж страшно. Вот если бы еще удалось подать весточку Энке…

Ночью Ильза изучала обстановку и искала пути к побегу. Таковых не обнаружилось. Все окна были забраны дивной красоты коваными решетками, ажурными, как кружево, но от этого не менее прочными. Дверь, тоже зарешеченную и запертую на амбарный замок, охраняли два нелюдя неизвестной породы – желтокожие, остроухие, раскосые и зубастые, с клиновидными чёрными бородками и острыми кривыми ятаганами в когтистых руках. Ильза показала им язык, вернулась в постель, не слишком роскошную, но удобную, и с чистой совестью заснула. Она мечтала увидеть во сне Хельги, но приснился Орвуд. Гном размахивал предметом странным и неприличным и говорил: «Золото оно и есть золото. А ты, как ни наряжай, сто золотых не стоишь. Пятьдесят, не больше». Обидно было до слёз.

Ночь пролетела как миг. Наступило чудесное розовое утро. Едва проснувшись, Ильза вновь попала в руки вчерашних дев. Некоторые их действия она сочла бесцеремонными, но стерпела, и в результате стала еще краше, – дева корриган, да и только! Сияющую великолепием, ее ввели в зал.

– Ну разве не хороша? – Толстяк угодливо улыбался, поблескивал хитрыми глазками. – Мила, тиха, неперечлива. Не только ложе согревать, женой стать может! Принцесса северная! Да, такую и в жены взять не зазорно!

– Тоща она для жены, – скучным скрипучим голосом возражал противный сухонький старикашка в темно-синем остроконечном колпаке с хвостатыми звездами. – Господин мой Маммух дородных дев любит.

– Эка беда – тоща! Откормите, откормите! Изюму, орехов поболе – совсем красавицей станет!

– Что ли я гусыня? – возмутилась Ильза.

– А говоришь, неперечлива! – тут же прицепился вредный старикашка.

Толстяк из-за его спины стал делать Ильзе страшные знаки. Та догадалась: надо молчать, понимающе кивнула продавцу, придала физиономии умильное выражение и сделала старцу неуклюжий книксен. Именно так, по ее представлению, должна была себя вести примерная рабыня. Она развлекалась от души. Происходящее было для нее не более чем увлекательной игрой, правила которой нужно соблюдать для обоюдного удовольствия. Если бы не тревога о покинутой без предупреждения Энке, девушка была бы совершенно счастлива.

– Четыреста золотых, – уговаривал толстяк, – задаром отдаю! От сердца отрываю птичку мою ненаглядную! – Он даже всхлипнул.

– Двести, – проскрипел старик. – Двести пятьдесят максимум.

– Побойтесь богов, почтенный Ахамар! За двести я пользованных женщин отдаю! Дева – непорочная! Триста, мое последнее слово.

Ахамар недовольно кряхтел и не соглашался. Тогда уязвленная Ильза решила взять дело в свои руки.

– Ведь я читать умею! – сообщила она. – На мечах сражаюсь. Суп варю, грибной.

Старец, видимо сраженный ее сообщением, шмыгнул крючковатым носом и раскошелился.

Господин Маммух был красив, важен и несметно богат. Сын опального визиря, Маммух в ранней юности бежал из родного Алнайшаха в далекий Аполидий – опозоренный, презираемый, без гроша за душой. Корабли, медные копи, роскошные дворцы – всего этого он достиг сам благодаря изворотливому уму, редкому трудолюбию и полному отсутствию совести. Ему было чем гордиться, за что себя, драгоценного, любить. Это он и делал, и ни в чем себе не отказывал. Подарки он себе делал регулярно, для настроения. Вот проснулся поутру и призадумался: чего бы сегодня захотеть. И захотел новую женщину.

Желание было не самым оригинальным, оно возникало не реже раза в месяц.

За годы благополучия у него скопилось около двух сотен наложниц, не считая тех, кого он подарил, перепродал, забил за неповиновение, выбросил за ненадобностью или взял в законные жены. Он путал их имена, мог не узнать при встрече, не знал точного числа, но продолжал пополнять коллекцию.

Новый экземпляр доставили к завтраку. Девушка-северянка, якобы принцесса. Ну, это маловероятно. Зачем бы принцессе шастать по Альтецию без присмотра? И стоят они уж никак не четыреста монет. А, ладно! Что есть, то есть. В забытом всеми богами Альтеции на лучшее рассчитывать не приходится. И то спасибо, быстро привели. В прошлый раз до обеда пришлось дожидаться, пока расстараются, шайтаны сонные…

Маммух вальяжно потянулся и хлопнул в ладоши:

– Привести девку!

Не понравилась. Тощая. Стриженая. Одежда богатая, но сразу видно – ей в новинку. Принцесса! Отловили бродяжку на улице, отмыли, приодели. Заразная не оказалась бы…

– Имя?! – недовольно рявкнул он.

Услышав командный голос, Ильза по школьной привычке, ставшей почти рефлексом, вытянулась во фрунт и громко отрапортовала: «Боец Оллесдоттер, ваше…» – Но, вспомнив правила игры, осеклась, скромненько опустила глазки, изобразила нечто, отдаленно напоминающее придворный реверанс, и проблеяла голоском, каким, по ее представлению, разговаривали самые кисейные из барышень: «Ильза я, господин». Красиво изогнутые брови господина Маммуха поползли вверх, поведение новой рабыни его озадачило. Он продолжил допрос: