Ник Перумов - Молодой маг Хедин

Прямо посреди равнины в недосягаемую высь взвивался столп. Не принадлежащий никакому миру в отдельности, но словно и впрямь проходящий через каждый из них; от такого искажения сущего у Старого Хрофта начинало колотить в висках и мутился взгляд, словно он перебрал хмельного мёду. Здесь замедлялось, останавливаясь, само время. Чудовищный конструкт, плод столь же чудовищного замысла, веретено небес и бездн — чья воля остановила тех, кто сотворил этот ужас?

Сам Столп совершенно явно выглядел возведённым силою разума, а не природной мощью. Его вершина терялась в жемчужном свечении здешнего неба — Замка Всех Древних отсюда не увидать.

Некоторое время Отец Дружин стоял, закрыв глаза, внимая рокоту незримых магических рек, стянутых в тугой узел, завязанных вокруг исполинского Столпа. Острый шип, вонзённый в самое сердце Упорядоченного; сейчас он недвижим, окаменел, но если чья-то воля оживит изначально в него вложенное… Огненный меч пронзит насквозь все слои реальности, обращая их в ничто — нет, не в ничто, но в силу, поистине неизмеримую и неописуемую.

Как нож, вонзённый в сердце трепещущей жертве, высвобождает для жреца немалую мощь, так и Столп Титанов, уничтожив несметное множество миров, даровал бы нанёсшим этот удар поистине несказанное могущество.

(Комментарий Хедина: неожиданно. Насколько я помню, никто никогда не рассматривал Столп Титанов как оружие. Он всегда оставался… Столпом, именно и просто столпом, вечным и неизменным. Недвижным. Ни наши птицеглавые наставники, ни Совет Поколения, ни Мерлин никогда не упоминали, что Столп, во-первых, воздвигнут специально — хотя можно было заключить что-то подобное, если вспомнить, что рухнул он после того, как Мимир вырвал камень из его основания.

Но Столп как жертвенный нож… было отчего вздрогнуть. И даже обвалившийся более, чем наполовину, он мог оказаться опасен.

Если верить Отцу Дружин, Древние поколения Истинных Магов обладали поистине странным взглядом на пределы возможного.)

Старый Хрофт долго оставался недвижим, оглядывая унылые окрестности. Исполинское основание Столпа Титанов тянулось, насколько мог окинуть взор, безжизненное и серое, прочерченное словно руслами навеки иссохших рек. Дело оставалось за малым — подняться наверх, собственными глазами глянуть на сказочный Замок Всех Древних, однако Отец Дружин медлил.

Едва ли он окажется там желанным гостем, думалось ему. Истинные Маги верно служат Молодым Богам, им и в голову не взбредёт хоть в чём-то пойти против их воли.

Кто знает, сколько бы так простоял бог Один в несвойственной и недостойной его нерешительности, если бы не яркая белая искра, сверкнувшая там, где Столп терялся в слое жемчужных светящихся облаков. Искра настолько яркая, что Старый Хрофт невольно сощурился.

И очень скоро он увидел их — уже знакомого ему молодого мага Хедина, как всегда, в чёрно-сером; и ослепительной красоты девушку в снежно-белом, режущем, словно пламя, словно самое свирепое солнце в зените.

Ни тому, ни другой не требовались, судя по всему, никакие особые скакуны, чтобы вихрем мчаться сквозь здешние удивительные небеса, держась за руки и звонко хохоча во весь голос.

Волосы девушки распустились пламенным шлейфом, сливаясь с трепещущим подолом длинного платья. Пряди каждый миг меняли цвет, с них срывался длинный шлейф золотистых искр, оборачивавшихся потом целыми стаями крупных светло-янтарных бабочек, беззаботно порхавших, словно над цветущим летним лугом.

Державшаяся за руки пара казалась настолько поглощена друг другом, что на застывшего на ровном и открытом месте Отца Богов они не обратили никакого внимания.

(Комментарий Хедина: да… может быть. Очень может быть. Мы с Си тогда, наверное, и впрямь не видели ничего, кроме лишь друг друга. Но каков проныра Хрофт! Интересно, что ещё ему удалось подглядеть — разумеется, совершенно случайно?)

Да, такое бывает, подумал Старый Хрофт. Страсть охватывает тебя, ты начинаешь тонуть в её пучине и сам же стараешься погрузиться ещё глубже. Рассудок оставляет тебя, словно не в силах взирать на твоё безумие.

Так было у него с Гуннлёд, хотя последующие сказания и превратили всё это в его коварный обман, чтобы только завладеть поэтическим мёдом…

И Отец Дружин последовал за ними. Не зная сам, зачем и для чего, безотчётно — так затягивала их страсть.

(Комментарий Хедина: эх, знал бы тогда… ух!)

Сразу стало ясно, что Истинные Маги куда лучше него, Старого Хрофта, владеют искусством перемещения меж мирами. Они скользили по могучим незримым струям потоков, словно водомерки поверхностью пруда. Междумирье послушно расступалось перед ними, но и тотчас схлопывалось за их спинами. Отец Дружин едва успевал по горячему следу.

А те, за кем он торопился, по-прежнему ничего не замечали, вольно меняя облик. Вот — перед Старым Хрофтом уже два сплетшихся вихря, ослепительно-белый и тёмный, окутанный облаком молний; Истинные Маги и впрямь могли менять облик по первому своему хотению.

(Комментарий Хедина: )

След пары привёл Старого Хрофта в самую удивительную страну, где ему только довелось побывать. Междумирье неожиданно кончилось, Слейпнира и его наездника внезапно охватило сияние, и они очутились под лазоревым небом и ласковым солнцем.

Джибулистан, прозвучало в ушах Отца Дружин. Мир спешил сам назвать ему своё имя, словно радушный хозяин, приветствующий званого гостя. Никогда прежде со Старым Хрофтом не случалось ничего подобного.

Прямо под копытами восьминогого жеребца расстилался золотистый песок, вздымались волны барханов, и казалось, что странники угодили в безжизненную пустыню; но нет, стоило им взобраться на ближайшую гряду — и они увидали диковинную чересполосицу текущих прямо сквозь барханы ручьёв, поднимающихся над ними пальм и зелёных холмов, казавшихся островками диких джунглей.

Потоки рождались из ничего, прямо из песчаных холмов. Над причудливо переплетёнными водопадами стояли маленькие радуги, в них купались многоцветные, под стать радугам, стрекозы и бабочки. Пальмовые рощицы исторгали из себя целые облака мелких крылатых созданий, и птиц, и кого-то навроде летучих мышей.

Пел ветер, пела вода, негромко шуршали пески, не смея перейти незримую границу и засыпать собою зелень. Мир называл Старому Хрофту своё имя, он сам был словно живым, и бесчисленное множество глаз смотрело сейчас на незваного гостя.