Елизавета Дворецкая - Утренний всадник, кн. 1: Янтарные глаза леса

– Здесь-то не Прямичев! – поостыв, сказала Смеяна. – А здесь-то ты…

Она встретила взгляд Грача, вдруг ставший очень серьезным, и запнулась, почему-то не решившись произнести слово «холоп». А он помотал головой, как будто отметал само существование этого слова.

– Запомни, сердце мое! – тихо и твердо сказал он, глядя ей в глаза. – Кто родился свободным, тот холопом не будет. Никогда.

Смеяна ждала продолжения, чувствуя, что эти слова имеют какое-то значение и для ее собственной судьбы, но какое? Каким родился, таким и будешь жить… Или не так?

Но Грач больше ничего не сказал и понес ведра в хлев.

Натаскав воды, Смеяна бросила коромысло в сенях и убежала. Она привыкла к мысли, что ей никогда не быть завидной невестой, но раньше это не задевало ее. Она сама не знала, что изменилось, – должно быть, это княжич Светловой послужил невольной причиной того, что теперь насмешки сестер больно ранили ее, и осознавать свою непохожесть и ущербность стало нестерпимо. Каким родился, сказал Грач, таким и будешь жить. Так неужели это навсегда? Матушка Макошь, за что мне такое? За то, что с веснушками родилась?

По привычке забрав корзинку, Смеяна побрела к лесу. В лесу ей всегда было хорошо: здесь каждое дерево приветствовало ее качанием ветвей и никто не попрекал ее веснушками или неумелостью. Ноги сами несли Смеяну привычной тропой – к избушке Творяна. Черный кот сидел на крылечке, в избушке было тихо, но Смеяна чуяла где-то поблизости присутствие и самого хозяина.

– Дядька? Ты где? – позвала Смеяна.

– Здесь я, здесь! – послышался недовольный голос из-за угла.

Смеяна обошла избушку. С задней стороны Творян раскладывал сушиться на солнечной полянке срезанные стебли горицвета.

– Чего тебе опять? – спросил он.

Держа в руках зеленые стебли, Творян смотрел на Смеяну, выжидая, когда она ответит и уйдет. А она опустила корзинку, села на траву, обхватила руками колени. В это утро она вдруг осознала то, что все девятнадцать лет своей жизни не замечала: что хотя она родилась и выросла в роду Ольховиков, но не родная им, не похожа на них и одинока. Но как об этом рассказать? Какого тут совета попросить?

– Что, онемела? – с нетерпеливым недовольством спросил Творян, всем видом выражая желание поскорее от нее отделаться.

Смеяна подняла на него непривычно грустные глаза и сказала то, что лежало на сердце:

– Хоть бы ты, дядька, придумал чего-нибудь, чтоб я стала как все.

Творян с недоумением вгляделся в ее лицо, как будто нашел в давно знакомом что-то необычное. Ему не верилось, что это всерьез.

– Вот тебе чего! – неопределенно протянул он. – А давеча кричала, что не хочешь как все! С чего же передумала?

Смеяна пожала плечами. Вчера было одно, сегодня – другое. Зверь и тот линяет – и человек меняется.

– Чем же я тебе помогу? – спросил Творян.

Бросив стебли горицвета, он сел на землю напротив Смеяны. От удивления его недовольство прошло, ему стало любопытно.

– Ну, как-нибудь… – Смеяна с надеждой подняла глаза на ведуна. – В чаше посмотри, что ли? Откуда я взялась, такая непутевая? Где-то же и моя судьба на веретено намотана!

Она слишком привыкла полагаться на мудрость ведуна, казавшуюся особенно глубокой по сравнению с ее собственной бестолковостью. Но сам-то Творян понимал, что чем больше человек знает, тем больше неразгаданных тайн открывается ему в земном и небесном мирах и тем большим невеждой он себя чувствует.

– Ну, куда хватила! – Творян почесал бороду, обводя медленным взглядом верхушки берез вокруг избушки. – Чаша у меня малая, и мудрость в ней малая. В ней судьба рода Ольховиков. А твоя дорожка издалека тянется, я не знаю откуда. Знал бы – давно бы сказал.

– Ты не знаешь? – Смеяна широко раскрыла глаза. Незнание Творяна для нее было такой же нелепостью, как нехватка воды в Истире. – Кто же тогда знает?

– Да вот кто! – Творян развел руки широко в стороны, словно хотел показать всю землю разом. – Макошь Матушка.

– Она-то знает, да у нее не спросишь! – Смеяна начала сердиться и нахмурилась. Ей казалось, что ведун нарочно морочит ее, потому что не хочет помочь. – Как я у Макоши спрошу? Она с дочерьми судьбы напряла да у себя в ларе заперла, нам не показывает! В Надвечный Мир к ней мне прикажешь влезть? Тут ведь не кощуна про Заревика в Сварожьем Саду! Мне-то Золотой Хорт спину не подставит!

– Ты пришла совета спрашивать – так слушай, что говорят! – с резкой досадой прервал ее Творян. – В Надвечном Мире тебя только и ждали! Да тебе туда и не надо! Ведь Макошина Чаша Судеб не на небе хранится, а на земле. И кто до нее дойдет, тому она и ответ даст – кто он, откуда да зачем.

– Как – на земле?

– Так богами завещано. Судьба земли – на земле, судьба неба – на небе. И как небо без земли не может быть, так и судьбы их вместе. Здесь – Чаша Судеб, а там, – Творян показал вверх, – там Чаша Годового Круга хранится, а в ней – весь мировой порядок. И на этих двух чашах весь белый свет держится.

– Ой! – Смеяна зажмурилась и потрясла косами, словно ослепленная светом небесной мудрости. Она представила себе только краешек мирового порядка, но и это зрелище оказалось для нее слишком огромным и не помещалось в голове. – Погоди, дядька! Ну, пусть она на земле. Да как же я ее найду, чашу-то эту?

– Кому надо, того она сама найдет. Иди – и найдешь. На-идешь, – раздельно повторил Творян, чтобы Смеяна лучше уразумела смысл слова и подсказку, заключенную в нем самом.

– Спасибо, утешил! – мрачно поблагодарила Смеяна. – Как же я пойду?

Творян пожал плечами и ничего не добавил. А Смеяна попыталась представить этот поход – в одиночку, неведомо куда, в надежде на благосклонность Макоши. А если Богиня-Мать не сочтет ее достойной видеть Чашу Судеб? Что же, всю жизнь по свету бродить? Она, может, и дурочка, но не сумасшедшая!

– Это чего-то… Как-то уж слишком… – пробормотала она. Разговор получился пустым и никакого руководства к действию не дал.

– А ты чего хочешь? Чтобы тебе твою судьбу на шитом рушнике поднесли?

– Тебе легко говорить! Тебя бы так посылали – за тридевять земель незнамо за чем!

– Знамо за чем – за судьбой. Судьбу искать надо. Сама она никого не ищет. А вот если зовут – откликается.

– Чего-то ты намудрил, дядька! Не по мне это. Я же не хочу, чтобы про меня кощуны складывали. Я только-то и хочу – чтобы не хуже других…

– Это можно! У нас в коробах всякого товару навалом! – дурачась, чтобы скрыть досаду, затянул Творян, подражая торговым гостям. – Не хочешь свою судьбу искать – твоя воля. А девке чего надо? Жениха доброго да приданого, чтоб перед новым родом не стыдно. Женихов у берегинь просят, да к ним надо с подарком являться. Ступай-ка ты лучше к полудянке. Знаешь, что говорят? Плясать полудянки до страсти любят. Позови ее плясать. Коли ты ее перепляшешь, то она тебе все что ни попросишь даст. Хочешь – красы даст ненаглядной, хочешь – приданого сундук, что хоть боярской дочери впору. Будешь невеста не хуже других, по осени, глядишь, и за тобой сваты явятся…