Вадим Панов - Запах страха

– Вряд ли он что-нибудь придумал за те месяцы, что у него были.

– Он в самом начале пути, – согласился комиссар. – Но следующий удар Ярги будет силен, и мы должны обязательно вычислить, на кого он станет опираться.

– Ты полагаешь, люды или чуды способны пойти с ним на компромисс?

– Ярге есть что предложить.

– А его репутация?

– У гиперборейцев репутация была еще хуже, а рыжие им доверились.

Что положило начало последней войне Великих Домов.

– Тогда сошлось несколько факторов.

– Ярга умеет раскладывать занимательные пасьянсы, – заметил Сантьяга. – К тому же у него есть Железная Крепость, которая может сыграть роль сыра в его мышеловке.

– Вряд ли Ярга умеет ею управлять.

Но комиссар сделал вид, что не расслышал реплику князя.

– Вот вы упомянули о репутации. И правильно упомянули. Все знают, что Ярга не согласится жить в Тайном Городе, ему нужен весь мир. Ярга – это большая война. Но если Всеслава и Франц понимают ее бесперспективность, то многие горячие головы из числа их подданных с удовольствием воспримут идею отобрать у челов планету.

– А среди навов? – глухо спросил повелитель Темного Двора.

Самый болезненный вопрос последних месяцев. Как поведут себя навы? Не расколет ли вернувшийся из небытия первый князь Великий Дом? Ибо в этом случае в Тайном Городе может начаться война «все против всех», на фоне которой самые страшные столкновения Великих Домов покажутся мелкими недоразумениями.

– Семья все еще пребывает под впечатлением от убийства Реги, – ответил Сантьяга. – Этот шаг Ярге трудно будет объяснить.

С тех пор, как Навь утратила власть над Землей и жалкие ее остатки укрылись в Тайном Городе, князь целенаправленно культивировал среди подданных понимание ценности жизни каждого нава. Темный Двор жестоко мстил за смерть своих, войны предпочитал вести руками наемников и големов, а то и просто сталкивая между собой Орден и Зеленый Дом, и потому легкость, с которой Ярга лишил жизни Регу, не добавила ему популярности среди навов.

Но он все равно оставался их первым князем.

– Полагаю, пока вы можете быть спокойны насчет подданных. – Сантьяга острил по поводу паранойи «некоторых иерархов», но прекрасно понимал, что основания для ее возникновения были весомые. – А теперь, если у вас нет больше вопросов, я бы хотел откланяться.

Но вопрос нашелся.

– У тебя новые запонки, – осуждающе пробубнил князь.

Бережливость считалась такой же семейной чертой навов, как и скверный характер.

– Вам нравятся? – улыбнулся Сантьяга. – Мне тоже. – Он поднес правую руку к лицу и полюбовался на черные бриллианты. – Тархану Хамзи доставили четыре очень крупных камня. Я не смог устоять.

– Иногда мне кажется, что мы напрасно не контролируем твои расходы, – желчно пробурчал повелитель Нави.

– Мои новые запонки играют важную роль в обеспечении безопасности Великого Дома Навь, – официальным тоном произнес комиссар.

Повелитель Темного Двора оторопел:

– Каким же образом?

– Мне в них комфортно думается.

Южный Форт, штаб-квартира семьи Красные Шапки

Москва, Бутово, 25 сентября, понедельник, 18:35

Положение сложилось патовое.

Кувалда обустроил свой кабинет в самом высоком месте Южного Форта – на последнем этаже единственной башни, входную дверь в которую теперь защищали поддерживающие Булыжника Дуричи. Металлическая преграда и вооруженные бойцы во всех окнах встали на пути Гниличей, которых повел в офис срочно вернувшийся в Форт Шкура. Не желая пока затевать полномасштабное сражение, уйбуй начал переговоры и, к своему глубокому разочарованию, понял, что Блямба не обманула.

– Булыжник! Впусти на хрен!

Орать в матюгальник на глазах сородичей было делом унизительным, но другого выхода не оставалось.

– Зачем? – донеслось из открытого окна кабинета.

– Я тоже хочу!

– Ты башку кувалдинскую привез?

Соврать Шкура не мог:

– Нет!

– Тогда сиди внизу и жди распоряжений великого фюрера!

– Какого еще фюрера, на хрен?

– У какого печать, адназначна! Других не будет!

– А у кого печать?

– Узнаешь! – Булыжник не стал уточнять, что сейф до сих пор не вскрыт, однако, в отличие от незадачливого Шкуры, у Дурича была возможность потянуть время. – Увидишь указ и узнаешь адназначна!

Гниличи заволновались.

– Профукал фюрерство, кретин, – прошипела Блямба.

– Еще нет. – Шкура на глазок пересчитал сторонников и тихо пообещал: – Сейчас дверь взорвем, на хрен…

– Чтобы тебя королева повесила?

– За что?

– За междоусобицу!

– Черт! – Уйбуй наморщил лоб. – Да она не узнает, на хрен. Мы ведь ей не скажем, а?

– Мы не скажем, – Блямба мстительно улыбнулась и указала на ворота Форта: – А они?

Шкура повернул голову и сдавленно пискнул, увидев темно-зеленый «Лендровер» и выбирающихся из него белокурых здоровяков. Увлеченные Гниличи прозевали явление дружинников барона Мечеслава и теперь испуганно расступались, опасливо поглядывая на людов.

– Всё, – прошептал Шкура, – кранты революции.

Блямба молча сглотнула. Откуда-то сверху радостно заржали.

Волеполк холодно оглядел дикарей, выдержал многозначительную паузу и громко сообщил:

– Стрельба отменяется!

Желая произвести впечатление на Красных Шапок, старый воин приказал дружинникам отправиться в Форт в полной боевой выкладке: темно-зеленая униформа, тяжелые ботинки с металлическими набойками, широкие пояса с пистолетными кобурами, боевыми жезлами и фирменными топориками «соколов». Выглядели люды внушительно.

– А мы и не собирались! – нервно воскликнул Шкура, больше всего опасавшийся, что дружинники с ходу начнут направо-налево кромсать нарушителей королевского приказа.

– Вот и молодцы.

Демонстрировать оружие дружинники не стали – зачем? Красные Шапки и так прекрасно понимали, на что способны пятеро людов.[9] Магией они не владели, но физической силой с ними могли сравниться разве что навы, и разогнать толпу дикарей для них не составляло никакого труда.

– Что тут у вас происходит? – осведомился Волеполк.

– Разговариваем, – услужливо доложил Шкура. – Беседуем туда-сюда, на хрен.

– А где Кувалда?

– Прячется, подлец.

– Это понятно. – Волеполк поморщился. – Где прячется?

– Кабы знать, на хрен.

Старый дружинник ткнул пальцем в Шкуру.

– Ты здесь главный?

Уйбуй в панике покосился на сородичей, но те стали медленно расползаться и угодливо кивать: «Он главный, он. Бери его, батюшка!»