Кровавая Мачеха (СИ) - Ольга Ружникова
Во всяком случае, мама была много скромнее своей дочери. И застенчивее. А может, просто стала такой в пропитанном ядом дворце. Особенно когда овдовела. В том возрасте, когда ее жестокая и нескромная дочь только еще вышла замуж.
Скромность и беззащитность маму и погубила. А еще — подлость и жадность Бориса Кантизина. И его же ревность. Нельзя во дворце быть хрупкой розой без шипов. И без собственного яда. Особенно прекрасной розой. Уродине, может, и разрешили бы удалиться — куда пожелает. Красивый же цветок нужно непременно срезать — и воткнуть в собственную дорогущую вазу. Как приз. Неважно, что теперь он скоро увянет.
«Юлиана Кантизин, милостью Творца милосердного и справедливого — императрица Мидантии…»
Сколько раз в самых смелых мечтах она жаждала услышать это? И в глубине души понимала, насколько такое будущее маловероятно. Женщине не дадут править Мидантией — хоть сколь она знатна и даже переживи вдруг всех прочих претендентов.
Не дадут править без мужчины. А уж он не оставит ей и слабой тени истинной власти.
Ведь женщинам на троне доверять нельзя. Они руководствуются лишь капризами, жестокостью, ложью, двуличием и похотью. В отличие от мужчин, конечно же. Иоанн Паук, Борис Самодур, Мигель Кровавый Мэндский, Гуго Жирный, Карл Идиот и Эрик Кровавый Бастард это с радостью подтвердят первыми.
А Юлиана Мидантийская, императрица-Регент при юной императрице Виктории, подтверждает самые жуткие подозрения. Даже те, в какие не верят до последнего. О Мидантийской Лисице шепчутся — особенно ночами. Рассказывают легенды — одна другой невероятней. Само имя повторяют с ужасом.
А иногда еще и с придыханием. Особенно юные кавалеры. Когда бормочут, что плата за ночь с императрицей — жизнь любовника. Небось, мечтают попасть в число счастливчиков?
Маму же забыли, будто ее и не было. Будто по дворцу проскользнула лишь ее печальная тень и навечно растворилась в изумрудной глади зазеркалья. Юлиана ничего не взяла от нее, кроме красоты. И потому еще жива.
Евгений так и не смог Юлиану полюбить — что ж. Она и так получила много больше, чем рассчитывала. Даже в живых-то задержалась непозволительно долго. Любой враг подтвердит.
Черепаховый гребень скользит по густым рыжим волосам. Наверное, тоже мамин. Будто ее рука — в далеком детстве. Полузабытая ласка. Нет, уже тоже — ее тень. Слишком давно река времени смыла все воспоминания. Слишком маленькой была Юлиана, чтобы запомнить родное мамино лицо — иначе, чем на портретах. А на них ее порой очень сложно узнать.
На них вообще все малоузнаваемы. Только последний портрет Евгения очень похож. И Юлиана его сохранит — ради Вики. И ее маленького брата или сестрички.
Тени скользят, как в памяти далекого детства — случайная шутка гвардейца. Наверное, совсем еще молодого. И уж точно северянина. Он-то вряд ли мечтал о коварных, кровожадных императрицах.
И даже вообще о слишком знатных дамах.
' — Я — принцесса Юлиана…
— Какая же ты еще Юлиана? Ты еще просто Юльхен…'
Имя Юли понравилось надолго, а вот кто его придумал — вспоминалось редко.
Где этот веселый северянин, какая судьба его постигла? «Юльхен» впереди ждало слишком много несчастливых лет, чтобы помнить о ком-то еще.
Юлиана так и не успела попросить у Эжена Вишневый замок себе в подарок. Хоть бы и к свадьбе. Или просто не решилась. Зачем показывать свою слабость? Даже ему.
Эжен как-то полушутливо заметил, что ее красота его завораживает. Как, каким чудом Юлиане это удалось? Огромный ведь прорыв вперед — с учетом того, что они выросли вместе. А такое не только хорошо, но и плохо. Евгений столь привык к редкостной красоте кузины Юли с раннего детства, что потом уже и не замечал. Как ей самой было плевать на внешность Романа. Да и добрый, мягкосердечный Константин Юлиане нравился совсем не за красоту. И Марии — далеко не поэтому. Как и она ему…
Где вы сейчас, Констанс и Мариита? В Вольных Городах? В солнечной Идалии? Вам повезло больше всех.
Как была бы рада Юлиана сейчас путешествовать вместе с вами. И показать Вики другие страны, не опасаясь соперников и наемных убийц. А заодно и черных змей.
Роман стал первым, кто поцеловал Юлиану. Прокусив при этом ей губу. Кузина вернула долг с лихвой, чем завела кавалера еще сильнее. Он даже принял это за страсть. Только тут же попытался объяснить, что сам боль не любит. Повеселил этим изрядно.
А то она этого и так не знала. Еще с раннего детства. С самой крапивной ямы.
Но взрослому Роману нравилась усмешка взрослой Юлианы. Ей тогда уже было шестнадцать…
Юлиана нынешняя (пережившая постылого Романа и, увы, почти наверняка и любимого Евгения) грустно усмехнулась. Она ведь готовилась в любовницы к отъявленному садисту. Раз уж иначе грозили садисты в мужья. Не Мэндский, так Эвитанский. Не один Эвитанский, так второй.
А с любовника можно хоть что-то взять. Мужу-то тебя просто преподнесут на блюде. Законная жена — дешевле любой портовой шлюхи, ведь ее завоевывать не нужно.
Готовилась Юлиана ко всему. Но долго бы выдержала?
Ну, сколько-то продержалась бы. Деваться-то куда? А там… чем змеи не шутят?
Всем. Включая потерю Эжена. Вот уж пошутили, так пошутили. Вручили взамен корону Регента и мамин замок. Несостоявшийся мамин. Зато ее самый любимый. Недостижимую мечту. Несостоявшиеся мамину долгую жизнь и счастливое детство Юлианы.
Виктор Вальданэ — самовлюбленный эгоист и бабник, но даже не садист. Далеко не Роман. И союзники сейчас и впрямь необходимы. Почти позарез. Так откуда в Юлиане столько отвращения? Или это тут кое-кто разбаловался не вовремя?
Голубоглазую пустышку Софию Юлиане хотелось пришибить на месте — за всё, что та исподволь вбила в голову юному Евгению. Но за одно пугливую дуру и впрямь стоит поблагодарить…
Евгений привык обращаться с ней, как с чем-то хрупким и эфирным. Как с цветком или с легкокрылой бабочкой. И по-другому просто не умел. Не на Феофано же переучиваться.
Юлиана могла это оценить, хоть с другими так далеко не заходила. Обходилось поцелуями, весьма умеренным тисканьем (за большее нужно платить, а цена слишком высока!) и голыми портретами.
От Евгения она ждала не так уж много, а получила куда больше, чем когда-нибудь мечтала. Ну, за исключением, что он в нее так и не влюбился, но сказки сочиняют для нежных и трепетных романтических