Viva la Mésalliance или Слава Мезальянсу (СИ) - Давыдов Игорь

Конфликт был намного более многогранен и сложен, нежели мог предположить хоть кто-то. И не было ответственности Лешей в происходящем: божество выступало лишь в качестве катализатора. Кто же виной тому, что она явилась во плоти на этот бал, а Семеро, что заявляли о своём желании покровительствовать человечеству — нет?

Синеглазая дева легко развернулась на месте. Хоть её ноги и касались пола, несложно было понять, что не они служили опорой. Со стороны это движение выглядело, словно бы тело воплощения природного гнева приподняло на незримых тросах, но не высоко, а лишь так, чтобы та могла коснуться твёрдой поверхности самым носочком.

Лешая торжествующе развела руками, приветствуя, как тех, кто решил выступить на её стороне, так и своих противников. Ногти вновь потемнели, а секундой позже кровь выступила сквозь поры на коже от кончиков пальцев и до самого локтя. Каждая из капелек впитывала в себя волю божества, и уже была готова сорваться по направлению к тем, кто оказался настолько самонадеян, что решился поднять оружие против высшего существа, как случилось непредвиденное.

Какая-то смертная, мелкая и незначительная, как в глазах Лешей, так и с точки зрения роста, осмелилась обхватить шею богини, а затем, повиснуть на ней, вынуждая ту склониться вниз. И не то, чтобы синеглазой деве не хватало мощи, чтобы противостоять столь ничтожному давлению: просто она не ожидала подобной наглости. Не была готова.

Ни к этому, ни к тому, что случилось всего мгновением позже.

Губ Лешей коснулись губы этой смертной. Поцелуй. Столь же решительный, сколь и неуверенный. Из тех, про которые говорят “сейчас или никогда”.

И стоило богине на секунду задуматься о причинах подобного нелепого поступка, как её сознание потухло. Ведь ответ на этот вопрос скрывался в разуме Брони Глашек, и обращение к нему привело к смене сущности, что стояла у руля юного девичьего тела.

Это не было похоже на переключение по щелчку тумблера. Никто, включая саму Лешую, не мог сказать, где заканчивается личность воплощения природного гнева и начинается искорёженная индивидуальность главной зануды УСиМ. Одна пришла на смену другой плавно. Без резких скачков.

Броня успела и мягко положить руки на талию самоотверженной Ёлко, и прочно встать на ноги, полностью отказавшись от того подобия левитации, что двигало её телом последние секунд десять. Это было подобно пробуждению ото сна, плавному и, надо признать, приятному: разве могло быть противным ощущение трепетного девичьего тела под липкими от крови ладонями, слегка подрагивающего в такт тому милому невнятному писку, что сопровождал сей поцелуй?

Подобно тому, как постепенно ускользает от пробуждённого сознания сон, ускользали и воспоминания о божественности из разума слечны Глашек. Всего секунду назад безродная отчётливо понимала, каким именно образом она может одним лишь усилием воли творить заклинания, а ныне была способна лишь на традиционное, практически академическое плетение. Парой мгновений ранее девушке была доступна вся логика суждений её божественного альтерэго, но теперь в памяти сохранились лишь обрывки тех странных мыслей.

Но точно также, как что-то уходило, что-то являлось ему на смену.

Лешей было свойственно характеризовать людей не как персоналии, а как обезличенные сущности. Цесаревич. Союзник. Подчинённые. Враги. Свита. Броне Глашек же были известны имена. Вот бок о бок с паном Маллоем стоят Индржих Цукер, молодо выглядящий стиляга, преподающий в УСиМ парафизику, и коренастый Уильям Цисарж, заведующий кафедрой алхимиков. Но если их присутствие на стороне студентки Университета Смерти и Магии было ожидаемым, то увидеть поддержку ректоров Высшей Академии Тёмных Искусств и Центра Изучения Внешнего Контура было для юной третьекурсницы приятным сюрпризом.

Ни у первого, ни у второго не было особых причин любить зарвавшуюся третьекурсницу и вставать на её защиту в этом конфликте, когда даже она сама была бы не в обиде, предпочти те попытаться хоть как-то сгладить конфуз за счёт выдачи виновницы правящей династии Российской Империи. Но тем не менее, они решили поднять оружие для того, чтобы противостоять царю и его сторонникам.

А вот люди в моднявых фуражках с эмблемами ЕССР и в кожаных плащах являлись вполне себе предсказуемыми союзниками. Было бы даже странно, если бы при выборе, к какому из двух лагерей примкнуть, они бы избрали тот, что намеревается отстаивать интересы монархии, а не защитить девицу, чьё рабоче-крестьянское происхождение угодно официальной линии партии.

Не под прицелом такого большого количества камер, не посреди международного мероприятия.

Не было ничего удивительного и в том, что за своей широкой грудью на защиту безродной стал манса Асита. Не имелось у него причин сочувствовать сыну русского монарха, а выступление против него на стороне той, что выдавала себя за Лешую, даст больше поводов случайным свидетелям недавнего конфуза взглянуть на те события под нужным императору Мали углом.

Броня ощущала свою ответственность за то, что происходит. Она испытывала жгучее желание сказать что-то, что могло бы сгладить углы, помочь избежать эскалации конфликта, однако ей никогда особо не давались импровизированные речи на публику. Лишь выверенные до последнего слова и отрепетированные.

Её взгляд скользил по рядам готовых к бою вражеских некромагов. Белые мундиры русской офицерии, сияние золота корсиканского дворянства, бледная двуцветность Румынии и Речи Посполитой, кричащие головные уборы и вычурное оружие индусских кшатриев, и всё это рядом с дамами в платьях, как пышных, так и облегающих. В Форгерии каждая из этих дам могла оказаться опасней сурового громилы просто за счёт грамотного владения волшебной палочкой и обширного арсенала заклинаний.

Разумеется подобные красавицы выступали не только со стороны лагеря противников, но и со стороны союзной юной Броне Глашек, однако же просто не столь бросались в глаза. Исключительно за счёт того, что смотреть на своих защитников девушке было менее сподручно. Приходилось больше вертеть головой, чтобы увидеть каждого из них.

В наполненную гулкой пустотой черепную коропку безродной не приходило ничего внятного, но она ощущала, что молчание губительно: с каждой секундой напряжение росло, подобно давлению в в паровом котле. И если оно не найдёт выход в приемлемой форме, то будет взрыв. Разрушительный и смертоносный.

Девушке приходилось бывать в настоящих сражениях. Она видела, на что способна жалкая горстка некромагов. И ей было страшно представить, что случится, взбреди в головы этой орде благородных и не очень мастеров волшебной палочки наполнить воздух бесконечным потоком боевых заклинаний.

А потому она решила сказать хоть что-то.

Не важно, что.

— Это не то, о чёмъ вы подумали!

И слова эти, сколь не были глупы и неуместны, возымели эффект. Некий мужчина с длинной острой бородкой и в тюрбане, не способном прикрыть татуировку третьего глаза на лбу своего владельца, опустил сверкающий златом меч и, прижав к животу вычурную державу, засмеялся. Громко. На после напряжённой тишины, когда даже музыканты стеснялись коснуться струн и клавиш своих инструментов, а певичка закрыла микрофон рукой и задержала дыхание, этот смех казался оглушительным.

Но Броня не могла не одарить высокородного индуса, что совсем недавно наставлял на неё оружие, благодарной улыбкой.

Девушка отлично понимала, что в этом противостоянии меж ними не было ничего личного.

— Что?! Что смешного вы тут увидели, раджа?! — нетерпеливого выкрикнул царь, всё ещё целясь пятой длинной костяной трости в сторону юной некромагички. — Эта пигалица напала на моего сына! Подняла руку на члена императорской семьи! Нарушила непреложный закон Семерых! Что именно забавного вы в подобном находите?!

Фарси в исполнении этого злого бородача звучал весьма грубо. Акцент российского правителя позволял без труда определить происхождение говорившего, хотя обычно столь высокая шляхта пыталась добиться произношения наиболее гладкого. По крайней мере в вопросах основных международных языков. Видать тот факт, что русский является одним из них, позволил представителю семейства Романовых проявить халатность в означенном вопросе.