Нет места под звездами (СИ) - Кос Анни

— Что за выгода в этом императору?

— Зависит от того, какие цели он преследует. Знаю одно: ослепленный горем человек невнимателен, и, следовательно, быстро допустит промах. Под твоей рукой огромное войско, под моей — опасная и капризная магия. И наши с тобой ошибки будут стоить дорого слишком многим.

— К демонам ошибки! — Ульф ударил кулаком по столу и добавил, чеканя слова, — Он. Посмел. Покуситься. На. Мою. Сестру. Я этого так не оставлю. И для начала я лично распущу на ленты негодяя, что имел неосторожность выжить. И получу от этого удовольствие, уж поверь мне.

— Верю, — кивнул Хальвард. — И последнее, что я хотел бы видеть — это то, что тебя радуют чужие мучения. Кроме того, тебе все равно придется уступить. Чаша моего терпения тоже не безгранична. Я могу быть жестоким, а иногда даже хочу быть таким. Сабир заигрался, пора поставить его на место. Он осмелился поднять руку на близкого мне человека, защищать которого я должен и как друг, и как покровитель. Император хочет играть по-настоящему? Посмотрим, готов ли он к этому. Но для начала я отправлю ему подарок. Сиятельный наверняка ожидает вестей от своих наемников, с моей стороны было бы невежливо заставлять его ждать.

По закону империи насильника и убийцу ждало сожжение заживо, по законам Недоре — петля и веревка. Хальвард изменил приговор, но не позволил Ульфу присутствовать на казни. К пленнику не допустили ни одного человека, которого произошедшее могло коснулось лично.

— Таково мое решение, — отрезал правитель.

Умирал наемник долго. Крики его разносились под сводами подземелья, гуляли в темных переходах, эхом отражаясь от стен.

— Я хочу, чтобы ты прочувствовал все, на что обрекал своих жертв, — сказал Хальвард, прежде чем Тьма, подобная вьющимся лозам винограда, оплела голову преступника. — Всю их боль, отчаяние, страх и отвращение. Твоя память хранит эти моменты, верно? Тебе нравилось наблюдать за тем, как жизнь покидает измученные тела, как гаснет последняя надежда, как боль заменяет собой воздух, разрывая легкие. Тьма умеет делать с разумом ужасные вещи: может погрузить тебя в глубины собственной памяти, поменяв местами с теми, кого ты осквернил и убил. Ты будешь умирать не один раз, а по разу за каждого, у кого отобрал жизнь. Снова и снова, до тех пор, пока тяжесть совершенных поступков не раздавит тебя. Лишь после того, как твое сердце остановится, придет освобождение.

***

А через несколько дней над одним из загородных домов императора высоко в небе появилась черная птица. Плавно скользя в потоках воздуха, она начала снижаться широкими кругами. Огромные крылья ее словно застыли неподвижно, а с кончиков перьев сочился темный туман, оставляя позади хорошо различимый след. Обитатели поместья, заинтересованные и слегка испуганные, выбежали на лужайку перед домом, чтобы рассмотреть странное существо.

Но в тот момент, когда птица коснулась когтями крыши, поместье охватило пламя. Черно-оранжевое, злое, ревущее, оно за считанные минуты пробежало по легким резным балконам, наполнило переходы и галереи, ворвалось в комнаты, докатилось до подвалов, сжирая в неистовом безумии все на своем пути. Уничтожая место, в котором некогда Сабир провел недолгие, но почти счастливые годы раннего детства.

В тот же вечер Сиф Йонна, бледный до синевы и молчаливый даже больше обычного, выложил на стол императора принесенный неизвестным человеком подарок: черную шкатулку, отмеченную серебряным знаком дракона, до краев наполненную еще теплым пеплом.

19. Надежда

К водопаду Арен пришел на полчаса раньше назначенного — и все равно опоздал. Виала уже была тут, замерев у ограды площадки и неотрывно глядя на сияющие струи Хеакк-Нуанн.

— Мне не спалось сегодня, — пояснила она, хотя Арен ни о чем ее не спрашивал, — сил не было оставаться в комнате, и я явилась сюда раньше. Спасибо, что приняли мое приглашение.

— Как вы себя чувствуете?

— А вы? — ответила вопросом Виала. Синяк на лице воина уже начал проходить, но все равно выглядел пугающе.

— Словно родился заново, — задорно улыбнулся Арен. — А еще в таком виде легче наводить ужас на врагов.

— Вы с такой легкостью говорите об этом, а ведь вас чуть не убили. Эти люди пришли за мной, и если бы… — она сжала кованые перила так сильно, что костяшки пальцев побелели. — Хочу кое-что вам рассказать, давно собиралась…

— Леди Виала, — Арен аккуратно прикоснулся к ее руке. — Прежде чем вы произнесете хоть слово, позвольте сказать мне. Знаю, это непростительная дерзость, и все же: я глубоко уважаю вашу силу духа, преклоняюсь перед вашей добротой и отзывчивостью, рад каждой вашей улыбке и считаю вас тем, кто по-настоящему достоин счастья. И я люблю вас всем сердцем.

Виала мягко, чтобы не оскорбить и не оттолкнуть дорогого себе человека, высвободилась и отступила к лавочке над самым обрывом.

— Ваши слова значат для меня больше, чем можно вообразить, но… Сядьте рядом, это будет длинный рассказ, и если после него вы захотите просто уйти, я не стану вас винить.

И девушка поведала ему всю свою историю. Голос ее звучал ровно, даже когда речь зашла о самых страшных часах ее жизни. Она не стала утаивать ничего: ни о насилии, ни о грязи, ни об отчаянии и безнадежности. Промолчала лишь об именах тех, кто сотворил с ней такое.

— А затем явились вы с моим братом и выдернули меня из того кошмара, в который превратилась моя жизнь. Мой мир изменился до неузнаваемости, но именно прошлое сделало меня тем, кем я являюсь сейчас. Если хотите быть подле меня — вы должны принять и все то, что было раньше. Я не хочу молчать всю оставшуюся жизнь, ощущать себя бессильной жертвой, лгать вам, скрывая правду. Но и видеть в ваших глазах затаенное отвращение или хуже того — жалость — не смогу, — она сделала паузу и, наконец, обернулась к нему. — Теперь вам известно все, и вы можете выбирать — уйти или остаться.

Арен молча встал, поднялась и Виала. А потом воин опустился перед ней на колено и поцеловал ее руку. Девушка судорожно вздохнула.

— Для меня нет никого желаннее, чище и прекраснее, чем ты, милая Виала, — тихо произнес он. — Клянусь принимать тебя целиком, любить, оберегать и хранить от горя и бед до тех пор, пока бьется мое сердце. Примешь ли ты мой ответ? И примешь ли ты меня как мужа?

— Я… — она всхлипнула уже не скрываясь. — Да, конечно да!

Они еще что-то долго шептали друг другу, и Арен стирал слезы с драгоценного лица возлюбленной. Дыхание их смешалось, и столько нежности и тихого счастья было в этом, что казалось, будто шум водопада притих, позволяя услышать даже недосказанное.

Никто не знал, сколько слов было произнесено в это утро, и все же робкий росток доверия и надежды, что с таким трудом проклюнулся в душе девушки, наконец, обрел силу и устремился ввысь — к бескрайнему лазурному небу.

20. Гроза над перевалами

Приграничные крепости Миаты всегда нравились Йорунн. В них не было того сурового величия, которыми подавляли замки Недоре, зато отчетливо просматривалась любовь жителей долины к комфорту и красоте.

Конечно, защитные стены возносились на достаточную высоту, да и умение создать хорошее укрепление было присуще миатцам, как никому иному. Но вместе с этим тут было за что зацепиться глазу: крытые галереи, зубчатые навершия длинных переходов, массивные округлые арки многочисленных ворот, почти всегда бывшие обманками, выстроенные лабиринтами проходы, внезапно возникающие воздушные мостики над глубокими оврагами, такие хрупкие, что при желании даже небольшой отряд мог их обрушить, отрезая путь нападающим.

На севере герцогства строили иначе. Горы там были заметно выше, подъемы и спуски резче, а ровного пространства не было вовсе. Крепости там располагались чаще всего каскадами, внутренних дворов, не занятых хозяйством, почти не оставалось. Местный камень — белый, серый и черный — определял сдержанную цветовую гамму строений.