Анна Оуэн - Стальное зеркало

«… неправильно судят о том, что произошло в Содоме и Гоморре. Господь наш, милостивый к людям, был далек от того, чтобы обрушить на города свой гнев. Он всего лишь не смог более защищать тех, кто преступил все мыслимые законы. Мюнстер, по видимости, спасло от той же судьбы то, что город был взят штурмом, очень жестоко — и городская община перестала существовать как целое. Но в вашем случае этот способ скорее навредит, чем поможет — ибо некоторой части горожан были уже даны обещания от имени Арелата. Если ваша сторона нарушит эти обещания первой, действие обряда может распространиться за пределы Марселя.»

Какие обещания, кто их давал, как именно они сформулированы — епископ не пишет, король не знает, да и что толку в том знании? Данное слово назад не заберешь. Кто бы ни говорил от имени Арелата — де Рэ, де Рубо, кто-то из младших офицеров, — слова уже сказаны. Все, что нам остается — ждать вестей с юга. И искать связи с доминиканцем, дабы узнать, что делать, если сбудется его пророчество. Наверное, что-то сделать можно.

Неподалеку от летнего дворца — деревня. Хорошая сытая деревня, ведь, торгуя с дворцом овощами, зерном, соломой, можно устроиться весьма неплохо. И всегда есть кому пожаловаться на злоупотребления. Там живут самые обычные крестьяне. Виден дымок — кто-то растопил очаг. Посреди дня. Может быть, надо нагреть воды для повитухи. Эти люди никому не давали лишних клятв. Они едва знают, что где-то на юге есть портовый город Марсель. Они не казнили пленных на крестах и не обещали магистрату милость. Если порча распространится в пределах всего Арелата, справедливо ли это будет? Нет, пожалуй. Но Его Величество Филипп никогда не ждал от небес ни справедливости, ни милосердия по людской мерке. Там, свыше — сила, огромная и неловкая, похожая на добродушного крестьянского мальчишку, решившего поухаживать за муравейником. Хорошо, если, благоустраивая, вовсе не уничтожит… а справедливость тут ни при чем. Да и милосердие — не человеческое.

«Господь наш сказал — „не клянитесь“ — но весь человеческий мир стоит на клятвах и присягах, и не в наших силах это изменить. Но в наших силах проявить осторожность. Поэтому я прошу Вас: не давайте никаких обещаний людям, в отношении которых Вы можете не сдержать слова. Не пользуйтесь услугами тех, кто торгует своими соседями. Удержите, насколько можно, своих людей от расправы. А если это окажется невозможным — особенно в случае, если в городе произойдет новое преступление — не дайте насилию распространиться и, что бы ни случилось, не принимайте сдачи, пока не будете уверены, что сможете удержать своих людей и исполнить все условия.»

Муравейник, думает король, муравейник, который вынужден жить по правилам, установленным человеком. Или люди, вынужденные жить по правилам, установленным муравьями. Богохульство что так, что этак, ну да и пусть. Высшая сила накажет весь муравейник за то, что один муравей обманул доверие другого. Клялся быть ему сюзереном — и предал, и отправил на смерть. Справедливо? Нет. Бессмысленно. Пади гнев высших сил на самого предателя, как это вышло с покойным соседом, это было бы разумно и закономерно — но при чем тут деревни и города, виноградники и пастбища? И что же, тот, кто предает, не клянясь — вправе? Безумие. Все это безумие… и абсурдно. И почему, как стоит, если так устроено — неведомо, и понять невозможно, ибо абсурдно.

А хуже всего, что правила заранее неизвестны. Где заканчиваются правила, где начинается свобода от них? Почему столь важное письмо не перенеслось к де Рубо каким-нибудь сверхъестественным дивом, да просто не попало своим чередом? Неужели какая-нибудь чудом спасенная от нападения разбойников крестьянка дороже для сил небесных, чем целый город или страна?

Абсурд, сумятица и путаница. Ни малейшей логики. Ясно одно: по правилам этой игры Его Величество Филипп дал очень большую фору врагу. Не Аурелии. Темной половине непостижимых сил. Вероятно, последует расплата. Может быть, де Рубо что-то поймет — он и вильгельмианскую доктрину понимает, и вообще ближе к небесам, чем король, — и справится. А нам надлежит вычесть уже случившееся и неисправимое и жить так, как собирались.

«Господин генерал, я понимаю, что чрезмерно усложняю Вашу задачу, но если Вам удастся перевести Марсель под руку Арелата, не выходя за пределы обычных военных происшествий, и предать убийц справедливому суду, Вам и Вашей стороне больше нечего будет опасаться. Право завоевания — это тоже право, хотя и стоит ниже, чем право договора или согласия. И для тех, кто применяет его должным образом, оно не чревато ничем, кроме того, о чем говорил Петру Господь. Но это Вы знаете и сами.»

Господин генерал не получит предупреждения. Ему придется действовать, полагаясь на свое чутье и меру справедливости. И того, и другого у де Рубо достаточно — но у него нет знания. Потому что не в меру ретивые единоверцы решили спасти государство от гибели.

Если все обойдется, король наградит генерала куда щедрее, чем намеревался, и сегодняшний реквием, ставящий де Рубо вне игр двора — только начало. Если не обойдется, но генерал уцелеет, король покажет ему письмо. Чтобы он знал, что столкнулся с силой, превышающей его разумение.

Если же случится худшее, мы будем сражаться с ним — при помощи ордена доминиканцев и всех, кого сможем получить на свою сторону.

Интересно, что написал или рассказал маршалу Аурелии епископ? Наверное, то же самое. Глава Трибунала служит не Аурелии и не Арелату. Эта игра оказалась партией на четыре стороны: две мирские силы, две высшие. Как причудливо переплелась эта лоза…

Письмо пришло не туда и не вовремя, но пользу можно извлечь из всего. Теперь война на севере пойдет несколько иначе, чем задумывалось. Это не очень нарушит планы. Да и слава справедливого и милостивого государя полезна сама по себе. В любом муравейнике…

Король Филипп вспоминает тот день, слушая офицеров своего штаба. Сегодня совет затянется надолго. Решаются не мелкие вопросы, хотя и до них дойдет черед; но пока что речь идет о главном и принципиальном: что дальше. Принять решение можно лишь досконально изучив обстановку.

На широком столе, вокруг которого собрался цвет арелатской армии, не карта — деревянные фигурки. Солдатики, башни, горсти кубиков, похожих на игральные кости — складывать из них реки, прямоугольники фортов; россыпь гальки, легко скользящей по ткани — обозначать обозы. Три скопления башен — Эперне, Мо и Ноген, несколько дней назад взятые города Аурелии. Сейчас по ним проходит граница. Дальше на запад уже окрестности Лютеции. За полтора месяца армия Арелата взяла почти всю долину между Марной и Сеной. Теперь нужно решить, что делать дальше: скоро зима.