Питер Дэвид - Долгая ночь Примы Центавра

- Да, я думаю, да. Но…

- Иногда нам всем все же удается прийти к единому мнению о том, что правильно, а что ошибка. И мы не хотим, чтобы ошибки повторялись вновь. Ни с нами, ни с кем-либо еще. НИ С КЕМ, Вир. Ты меня понял? - Голос Лондо возвысился до неожиданной непонятной страстности. - Ты меня понял, Вир? Ты следишь за тем, какие слова слетают с моего языка?

- Да, да, конечно, - Вир чувствовал себя потерянным больше, чем когда-либо. - Ловлю каждое слово.

- Это хорошо. Я рад, что у нас состоялся этот разговор. Так будет лучше для нас всех. Идем… а то вечеринка закончится без нас. Мы же не хотим, чтобы кто-то подумал, будто в наше отсутствие можно по-настоящему веселиться? И знаешь что, Вир? Я бы хотел, чтобы ты запомнил накрепко: все здесь, все, что мы восстановили, все, чем я управляю… все это заставляет меня поразмыслить над вопросом, что же я такое на самом деле. И даже не столько я, сколько мы все, и что будет с нами всеми меньше, чем через неделю.

- И что же с нами будет?

- А-а, - усмехнулся Лондо. - Вот разгадаешь мою загадку, великую загадку сегодняшнего вечера, всю, до последнего слова, тогда и узнаешь. Вот как.

И с этим таинственным замечанием он ушел назад в пиршественный зал, оставив совершенно сбитого с толку Вира почесывать затылок в размышлениях, что же такое здесь сейчас произошло.

Когда Вир вернулся в свое пристанище, он с изумлением застал там ту самую танцовщицу, которая строила ему глазки на приеме во дворце. Одежды на ней было существенно меньше, чем раньше. Если говорить точнее, то вся её одежда состояла из простыни, которой она прикрывалась, лежа на кровати. Вир застыл в изумлении, и лишь спустя некоторое время осознал, что поскольку его рот все равно открыт, то лучше с его помощью издать какие-либо более осмысленные звуки, чем: «Ох…ох…ох».

- Ох… Ну… Привет, - сказал он.

- Привет, - промурлыкала девушка в ответ.

- Я… прошу простить, что потревожил вас. Я думал, здесь моя квартира. Должно быть, сбился с дороги… - Вир повернулся было, чтобы уйти, но тут же увидел свой чемодан в углу, и понял, что он пришел именно туда, куда и предполагал. Как, впрочем, и эта девушка.

- Разве ты не хочешь разделить со мной ложе? - спросила она.

- Разделить его на части будет несколько затруднительно, - Вир вымученно улыбнулся своей неуклюжей попытке пошутить. Однако, от его глупых слов милая улыбка на лице девушки ничуть не изменилась, и Вир немного успокоился. - Э… послушайте… Может быть произошла какая-то ошибка?

- Ты Вир Котто? - красотка сменила позу, повернувшись слегка на бок. Вир внезапно взмок. Кроме того, он почувствовал некоторое стеснение в груди, и снова призвал себя успокоиться.

- Да. Но… можно спросить, как… то есть, почему…

- Министр Дурла опасался, что, возможно, неумышленно оскорбил тебя… и из уважения к твоему давнему знакомству с императором, попросил меня убедиться, что твои впечатления от сегодняшнего вечера не останутся неприятными.

Как только прозвучало имя Дурлы, всякий интерес к этой особе, если он и был у Вира, мгновенно испарился.

- Дурла. Понятно. Что ж… - Вир решительно прочистил горло. - Я вот как считаю. Я сейчас отвернусь и отведу взгляд, чтобы вы могли выйти отсюда одетой, и передать Дурле, что все отлично, и я польщен его заботой. Хорошо?

На лице девушки промелькнуло разочарование.

- Ты уверен?

- Мисс… поверьте мне, способность принимать правильные решения никогда не была моей сильной стороной. Обычно я во всем сомневаюсь. Но сейчас, да, я абсолютно уверен. - Вир отвернулся к стене и стал ждать. Он слышал шуршание простыней, когда девушка соскользнула с кровати, и шорох одежд по ее телу, когда она одевалась.

Мгновение спустя её рука прошлась по спине Вира сверху вниз, и милый голос проворковал:

- Тогда спокойной ночи, Посол.

- Спокойной ночи, - ответил Вир сдавленным голосом.

Дверь скрипнула и закрылась, а он долго еще стоял неподвижно, не решаясь обернуться. А затем позволил себе вздох облегчения, когда убедился, что девушка действительно ушла.

Дурла. Её прислал Дурла. Сама мысль об этом ужасала. Более того, когда Вир отвернулся от девушки, чтобы дать ей возможность одеться, он все-таки продолжал внимательно следить за движениями её тени, опасаясь, как бы она не подкралась к нему сзади с ножом. Такой поступок, по мнению Вира, более соответствовал бы манерам Дурлы, чем проявленное им великодушие.

- Вот потому-то я и не люблю задерживаться на Приме Центавра, - пробормотал Вир про себя.

Он убедился, что дверь заперта на замок, и переоделся ко сну. Но сон не шел. Вир лежал, глядя в потолок, и раздумывал над тем, что наговорил ему Лондо. Высказывания императора казались нарочито бессвязными и никак не желали укладываться в единую картину…

Кто такой Рем Ланас? И к чему весь этот разговор об императоре Крэне? И…

Эта загадка. О том, что более велико, чем Великий Создатель. Какое отношение может иметь эта загадка хоть к чему-нибудь? И зачем Лондо первым делом именно загадал ему эту загадку?

Что более велико, чем Великий Создатель? Оставшаяся часть загадки не имела смысла, по той простой причине, что не могло быть ничего более великого, чем Великий Создатель. О, конечно, непросто было понять, почему Великий Создатель позволил Республике соскользнуть в такой хаос, почему он молча взирал на бомбардировки и…

Внезапно Вир сел, широко раскрыв глаза, почувствовав приступ почти детской радости.

- Ничего, - сказал он вслух. - Разгадка и будет - «ничего».

Это отлично подходило. Не было «ничего» более великого, чем Великий Создатель. Не было «ничего» более страшного, чем корабль Теней… уж это-то Вир мог засвидетельствовать лично. У бедных «нет ничего». И «нет ничего», в чем нуждались бы богатые. А если тебе нечего есть… ты умрешь.

Хорошая загадка. Заставляет размышлять.

Вир решил подумать о том, что еще сказал ему Лондо. Что-то насчет…

Что же в точности сказал Лондо?

«Все здесь, все, что мы восстановили, все, чем я управляю… все это заставляет меня поразмыслить над вопросом, что же я такое на самом деле. И даже не столько я, сколько мы все, и что будет с нами всеми меньше, чем через неделю». И велел ему разгадать всю великую загадку сегодняшнего вечера, всю, до последнего слова.

Что ж, загадку он разгадал, и нашел ответ - «ничего». Лондо сказал ему, что с ним не будет ничего. Но при этом хотел убедиться, что Вир понял, что его отнюдь не радует такое положение дел. Но почему? Почему просто не сказать обо всем напрямик? И почему вообще Лондо должен быть несчастен, если ему дана возможность обустроить Приму Центавра согласно собственным желаниям? Где здесь, собственно, трагедия и печаль?