Юлиана Суренова - Книга 3_Город богов

– С ней все будет в порядке, – проговорил он.

Шамаш молчал.

– Если Ты сердишься на нас за то, что мы вынудили Тебя против воли дать обещание…

– Атен решил, что нежелание повелителя небес говорить связано с тем, что настойчивость караванщиков разозлила бога и уже собирался молить Его о прощении.

Но наделенный даром остановил его:

– Вы были правы, – он скрестил руки перед грудью, опустил голову на грудь, глядя прямо перед собой, но при этом видя то, что скрыто от ока простых смертных. – И в то же время, совершили ошибку.

– Я не понимаю Тебя.

– Значит, еще не пришло время, – его взгляд был задумчив и отрешен.

– Шамаш, там, в командной повозке, Ты хотел что-то сказать… Прости, мы не дали Тебе договорить… Сейчас я готов выслушать все и…

– Это уже не важно, – взгляд колдуна обратился к магическому замку. Он походил на тот, другой, возведенный им, как теперь казалось, еще в прошлой жизни. И, в то же время его дух был столь сильно отравлен пустотой, что это убивало даже воспоминания.

– Мы сможем за себя постоять, – Атен упрямо повторял слова, в которые просто обязан был верить, когда, в противном случае, караван был обречен.

Он огляделся вокруг… Страх предчувствия, хотя он и не исчез совсем, отодвинулся в сторону, сжался, ожидая другого часа, уступив место покою.

Оставалось лишь одно, по-прежнему причинявшее душе боль. И чтобы избавиться от этого, караванщику нужно было получить прощение.

– Шамаш, пойми, мы должны были так поступить…!

– Я знаю, – к немалому удивлению хозяина караван, бог солнца кивнул.

– Да святятся боги, великие и милосердные! – наконец-то караванщик смог облегченно вздохнуть. – Шамаш, я еще хотел сказать… Если нужно, мы можем сократить время пребывания в городе. Думаю, нам удалось бы уложиться в три-четыре дня…

– Вряд ли это что-либо изменит. Торговец, вы правы: если мы не станем вмешиваться ни во что, происходящее в этом городе, с караваном ничего не случится. Все дело в том, как следовать этому правильному решению на деле, удержаться от того шага, совершить который будет требовать душа, честь, совесть…

– Мы сможем!

– Это будет куда сложнее, чем ты думаешь. Рассказ Лигрена потряс тебя до глубины души. Но, несмотря на это, ты не понимаешь всей глубины ужаса. А я знаю. Ты считаешь все, что живо в моей памяти об ином мире бредом больного разума. Но для меня это – куда более реально, чем то, что я вижу вокруг себя сейчас. Что действительно бред, кошмар – так это происходящее в этом городе.

Жертвоприношение – именно тот грех, за который мой род расплачивался тысячу лет.

– Я понимаю Тебя…

– Нет. Ведь ты видишь во мне бога, – в его голосе, глазах вновь были боль и бесконечная тоска. Шамаш тяжело вздохнул: – Уже поздно. Иди отдыхать. Минувший день был полон волнений. Грядущий вряд ли будет спокойнее. Тебе понадобятся силы…

– Прости меня. И Евсея тоже. Мы были не вправе так говорить с Тобой… Мы всего лишь жалкие торговцы, изгнанники, обреченные на вечное скитание…

– Все, давай закончим этот разговор. Мне нужно побыть одному, – повернувшись к караванщику спиной, Шамаш задернул полог.

– Атен, – к хозяину каравана подошел Евсей.

– Опять следишь за мной? – у караванщика были усталые, покрасневшие глаза и тихий, изможденный голос, даже былая решительность сменилась сознанием, что он бессилен что-либо изменить.

Евсей не ответил на вопрос, словно и не слышал его вовсе.

– У-у-у, – выдохнул он. – Здесь так трудно дышать!

– Да, – Атен смахнул со лба капельки пота, – в этом городе слишком жарко и душно…

Не робей, младший брат, мы столько раз вырывались из лап несчастий, справимся с ними и на этот раз.

– Странная штука – судьба… Мы так торопились в этот город, не ведая, что было бы лучше повременить на месяц-другой с приходом…

– Надеюсь, ты не говорил об этом с Шамашем?

– Я не бессердечный глупец и все понимаю. Еще чего доброго Он станет винить себя, считая, что, если бы не Его вмешательство, караван оказался бы здесь очень не скоро…

– Забывая, что без Него мы бы не добрались до города вовсе, – Атен кивнул. Редко случалось, что братья были настолько согласны друг с другом, что, стоило одному умолкнуть, как второй мог подхватить недосказанную фразу. Но сейчас был один из таких случаев. – Он столько сделал для нас…

– Теперь наша очередь отплатить Ему за добро добром, – это было облегчением, светом во тьме сгущавшейся ночи – осознание, что они могут отблагодарить бога, что им будет это позволено…

– Ты правильно сделал, что взял с Него слово.

– Конечно. Иначе Он, несмотря на все наши старания, поступил бы по-своему… А так… Так мы можем быть за Него спокойны…

– Евсей, где свитки с Черными легендами?

– Ты собираешься читать их прямо сейчас?

– И ты, и Лигрен чего-то недоговариваете. Ужас услышанного, конечно, ослепил меня, но не настолько, чтобы я не заметил этого. Думаю, мне следует, наконец, во всем разобраться. Возможно, это поможет нам противостоять той беде, которая подстерегает караван в этом городе.

– Пойдем в командную повозку. То, что ты ищешь, там.

– Тебе нет нужды полуночничать вместе со мной, – остановил его Атен, – ступай спать.

– Я не смогу заснуть, – тот качнул головой. – Во всяком случае, не в эту ночь…

Лучше сменю Лиса.

– Поступай, как считаешь нужным… Если что, ты знаешь, где меня найти… – он уже направился назад, к командной повозке, когда сзади раздался голос брата:

– Нужные тебе рукописи лежат на самом дне сундука. Ты не спутаешь их – эти свитки связаны черными лентами.

Оказавшись вновь в знакомом, замкнутом со всех сторон, оберегая своего хозяина от всех бед окрестных земель, мирке караванщика, Атен, на миг закрыв глаза, откинулся на упругий бок повозки, прислушиваясь к своим чувствам.

Душа, которую он всегда представлял себе горящей лампой, мерцала, трепеща, словно в ее пламень попали холодные искры снежинок. Однако с каждым новым мигом, новым вздохом, огонь становился все ровнее, пока, наконец, покой не залил все вокруг своим безмятежным светом. Хотелось забыться, отрешиться от всех забот мира, не думать ни о чем…

Атен заставил себя открыть глаза, возвращаясь к действительности. Затем он, не позволяя себе долее оттягивать неотвратимое, открыл сундук. Осторожно раздвинув рукописи, он добрался до самого низа, где и нашел то, что искал.

Десять толстых свитков, перетянутых черной шелковой лентой, были холодны и белы, как просторы пустыни. Одно прикосновение к ним воскрешало в памяти детские сказки о Забытом, грозящем смертью тому, кто решится всуе нарушить его покой.