Роберт Сальваторе - Проклятье хаоса

А за одним из этих стволов стоял, следя за движениями бодрствующих жрецов и прислушиваясь к мерному посапыванию спящих, Кьеркан Руфо в сопровождении Друзила.

Руфо кивнул и начал неуклонно приближаться к людям, но Друзил, оставшийся во многих вопросах более мудрым, озирал периметр лагеря, разыскивая опытным взглядом излучение, выдающее присутствие магии.

Бесенок оттолкнулся от земли и, захлопав крыльями, тяжело шлепнулся на плечо Руфо.

– Охраняется, – шепнул он в самое ухо вампира. – Повсюду.

Руфо вновь кивнул, словно все время именно это и подозревал. Он резко дернул плечом, сбрасывая Друзила прочь, и поднял полы своего черного балахона высоко над головой. Ниспадающие складки растаяли, и тело Руфо, казалось, испарилось. В облике летучей мыши Руфо взвился к вершинам деревьев, Друзил следовал за ним по пятам.

– Они подумали о защите сверху? – спросил нетопырь бесенка пронзительным голосом на такой высокой ноте, что у Друзила зазвенело в ушах, но, хотя Руфо говорил весьма громко, люди на земле не услышали ни звука.

Они вдвоем принялись спускаться по ветвям. Руфо заметил, что Друзил стал невидимым, как это водится у бесов, но вампира поразило – приятно поразило, надо сказать, – что он способен различать смутный силуэт бесенка. Еще одно преимущество не-мертвого, решил он. Одно из многих, очень многих преимуществ. Несколько секунд спустя вампир повис вниз головой на нижнем суку над самым лагерем, всего футах в пятнадцати над двумя сидящими часовыми. Руфо подумывал броситься прямо на них, но задержался, прикидывая, не принесут ли ему какую-нибудь пользу их беседы.

– Вот Брон Турман удивится, когда мы без доклада явимся в Кэррадун, – проговорил меж тем один.

– Сам виноват, – ответил другой. – Его ранг не дает ему права переписывать приказы Огма без обсуждения с другими главами.

На Руфо сильное впечатление произвело буйство фантазии Тобикуса. В Библиотеке творятся всякие странности, а жрецов Огма отсылают. Они согласились уйти, довольствуясь намеком декана на некоторые странности, вместо того, чтобы быть уверенными в том, что в оставленной ими Библиотеке все в полном порядке.

– Это если Брон Турман и вправду занят этим в Кэррадуне, – заметил первый полным сомнения голосом.

Второй кивнул.

– Я не уверен в словах декана Тобикуса, – продолжил первый. – Даже в его мотивах. Он боится возвращения Кэддерли, тут я солидарен с оценкой Брона Турмана.

– Ты считаешь, декан Тобикус хочет выставить из Библиотеки всех жрецов Огма, чтобы они не вмешивались в его планы относительно ордена Денира? – спросил другой, на что первый лишь пожал плечами.

Руфо чуть не расхохотался вслух от иронии этого вопроса. Если бы только эти двое знали, на какой именно «орден» они неумышленно ссылаются!

Уловка сработала, в этом вампир теперь убедился. Почти все высшие жрецы Денира мертвы – или не-мертвы и находятся под контролем, – а люди Огма разделились и ничего не подозревают.

Один из жрецов заразительно зевнул, хотя секунду назад он казался вполне бодрым. Второй последовал его примеру, настигнутый неожиданным позывом лечь и уснуть.

– Ночи стали такими длинными, – заметил первый и, даже не двинувшись к своей скатанной пока постели, скользнул на землю и закрыл глаза.

Второму жрецу этот поступок показался несколько глупым, но тут его будто что-то ударило: странно, что приятель так быстро впал в сонное состояние. Он боролся против неодолимой тяги, хотя в глубине сознания теплилась мысль, что сон – это совсем неплохо. Он распахнул глаза пошире и яростно затряс головой. Жрец даже потянулся за бурдюком с водой и плеснул немного себе в лицо.

Когда человек запрокинул голову, чтобы смочить лицо во второй раз, он остолбенел от зрелища мужчины в черном балахоне, стоящего на ветке дерева в пятнадцати футах над ним.

Руфо кинулся вниз с кошачьей грацией. Вампир сразу схватил жреца за подбородок и волосы на затылке и, когда тот открыл рот, чтобы закричать, дернул так свирепо, что голова жертвы развернулась у него на плечах с тошнотворным хрустом костей.

Вампир распрямился, озирая четверых спящих. Он разбудит их одного за другим и даст им шанс отречься от своего бога, шанс преклонить колени перед ним, олицетворением Tuanta Quiro Miancay.

Слова Ромуса Скалади

– Пора прощаться, – сказала Шейли, когда следующим утром три спутницы подошли к развилке. Одна дорожка сворачивала на юг, к Библиотеке. Другая по-прежнему тянулась на запад. – Король Элберет будет рад услышать все, что я собираюсь ему сообщить.

– Все? – переспросила Дориген, и проницательная эльфийка поняла, что колдунья говорит о себе, о том, что она жива, здорова и готова предстать перед лицом правосудия и ответить за свои преступления.

Улыбка Шейли послужила исчерпывающим ответом.

– Элберет не из мстительных, – с надеждой добавила Даника.

– Король Элберет, – быстро поправила Дориген. – Я останусь в Библиотеке, – обратилась она к Шейли, – каково бы ни было решение жрецов, и буду ждать вестей от твоего короля.

– С удовольствием доставлю честный приговор, – откликнулась Шейли и, кивнув, зашагала прочь по западной тропинке, скользя по земле так грациозно и бесшумно, что казалась двум женщинам почти видением, искусным гобеленом, вытканным самой природой.

Эльфийка исчезла из виду почти мгновенно, ее серо-зеленый плащ слился с лесными тенями, хотя Даника и Дориген даже не сомневались, что она все еще видит их.

– Меня всегда поражали их движения, – заметила Дориген. – Они так гибки и изящны, даже в бою, хотя я не знаю расы, которая могла бы сравниться с эльфами в жестокости.

Даника не стала возражать. Во время войны в Шилмисте воительница впервые по-настоящему познакомилась с эльфами, и гармония движений, которой она достигла долгими годами тренировок, казалась ей чем-то сродни природе народа Шейли. Даника пожалела тогда, что не родилась эльфом или хотя бы не выросла среди них. Тогда она наверняка стала бы ближе к духу записок великого учителя Пенпага Д'Ана.

Все еще глядя на пустую тропу, она представила, как вернется в Шилмисту и будет работать с народом Элберета, неся им науку Пенпага Д'Ана. Девушка нарисовала себе просторный луг, полный эльфов, исполняющих грациозный танец боевого стиля учителя, и сердце ее даже подпрыгнуло от возбуждения.

Затем Даника отстранила заманчивый образ, отмела его в сторону, припомнив поведение эльфийской расы и то, что в моральном плане означает быть эльфом. Они были спокойны и поверхностны, легко отвлекались и, несмотря на суровость в бою, жили играючи. Изяществом движений они обладали от рождения, а не приобрели его путем тренировок, а это слишком разнилось с жизнью Даники. Следуя за своим наставником, юная воительница редко была беспечна, она всегда пребывала в состоянии сосредоточенности. Даже Шейли, которой Даника с радостью доверила бы прикрывать свою спину в случае опасности, не могла следовать каким бы то ни было курсом долгое время. Пока они неделями дожидались перелома зимы в пещере, эльфийка целыми часами, даже днями просто сидела, уставившись на снег, иногда вскакивая в танце, словно в комнате никого больше не было, словно все в мире потеряло значение, кроме снежных хлопьев и чарующих движений, в которых Шейли вряд ли отдавала себе отчет.