Виктор Косенков - Я – паладин!

– Я принесла обед, – радостно сообщила девушка.

– Да у меня сегодня все есть, – смущенно пробормотал Леон. – Спасибо, конечно.

– Ну и что. – Герда села рядом на шкуру. – Я тебе испекла пирог. Ты же не будешь отказываться?

– Не буду, – ответил Леон. – Я пироги люблю.

Она подсела поближе, случайно коснувшись Леона локтем. Улыбнулась.

– Тебе тут не скучно? – Она развернула узелок. Там обнаружился сверток с куском пирога и небольшой кувшин с молоком.

– Нет. – Леон разломил пирог пополам, протянул Герде половину. – Тут хорошо. Спокойно.

Он откусил от своего ломтя. Запил молоком.

– Ммм… Вкусно.

Герда засмеялась.

Леон, жуя, с удовольствием смотрел, как она хохочет.

– Ты смешной. – Она рукавом вытерла Леону губы. – Молочные усы!

– Ну и ладно. – Он с деланой обидой отвернулся.

– Ой, только не дуйся! – Герда обняла его сзади, перевесилась через плечо, заглянула ему в лицо.

Леон увидел близко-близко ее глаза, озорные, с огоньком, и курносый нос и щеки. И губы. И против сил улыбнулся.

Они съели весь пирог. Поболтали ни о чем. Леон показал Герде ключ, идущий, наверное, из самого центра земли. И повел ее к реке, чтобы она могла полюбоваться на водопад. Пусть маленький, но все же.

Они долго лежали на обрыве, осторожно свесившись вниз и разглядывая бесчисленные радуги, вспыхивавшие там, где ручей превращался в мириады маленьких брызг.

– Красиво.

Она прижалась к Леону, и он почувствовал, как напряжены ее мышцы.

– Боишься?

Герда кивнула.

– Тогда пойдем.

Когда они отошли от обрыва, Герда вздохнула.

– Я вообще высоты боюсь.

– Чего ж смотрела тогда?

– Ну, – она передернула плечиками, – красиво же. И потом, ты же рядом был.

Она чуть опустила голову.

Некоторое время шли молча. Это было неловкое молчание. То особенное, которое возникает между девочкой и мальчиком. И так гнетет обоих.

Когда они пришли на пастбище, ничего не изменилось. Будто порвалась какая-то ниточка. Какая-то особая связь, которая позволяла дурачиться и общаться легко, беззаботно.

Герда собрала узелок, уложила в него кувшин.

– Пойду.

Леон встал, не зная, что делать и что говорить.

– Ага. Ну. Спасибо за пирог. Вкусный.

Она улыбнулась вдруг так же ярко, солнечно. Стрельнула на него глазами и пошла прочь. Леон, оглушенный этой улыбкой, смотрел ей вслед, не в силах оторвать взгляд от стройной фигурки, от волос.

Это случилось, когда Герда отошла уже шагов на пятьдесят. Кусты, которыми был окаймлен овраг, затрещали, и на поле выскочил пес.

Коровы, оказавшиеся рядом, испуганно замычали и кинулись прочь.

Леон видел, как из пасти животного капает слюна и пузырится пена.

Бешенство!

– Герда! – закричал Леон.

Она обернулась, а Леон уже мчался к ней, размахивая руками.

Собака крутанулась волчком. Посмотрела на Леона. На Герду. Снова на Леона. Сделала шаг, другой. Все происходило слишком быстро. И вот псина уже несется к девушке.

Пасть оскалена. Большой красный язык свешивается набок. Шкура у животного, когда-то белая, сейчас была покрыта уродливыми бурыми пятнами. Свалявшаяся шерсть свисала с боков.

Несмотря на болезнь, пес оказался на удивление быстр. Герда бежала, но Леон понял, что псина доберется до нее раньше, чем он сможет ударить животное ножом.

Одного укуса достаточно. Одного укуса!

Леон остановился. Присел. Суетливо поискал под ногами. Проклятие! Ничего! Ни единого камушка.

Собака настигала.

Леон вдруг что-то вспомнил, хлопнул себя по сумке, одним движением откинул клапан и вытащил круглый, идеально круглый камень, подобранный возле рощицы.

Пригодился!

Мальчишка выдернул из-за пояса упругий ремень пращи. Миг, и вот уже камень со свистом рассекает воздух над головой.

Виток, еще один.

Звук становится ниже. Время замедляется. Вот пес распластался в прыжке, вот он летит над землей. Приземляется, снова толкается лапами.

Краешком сознания Леон отмечает, что бурые пятна на его боках – это кровь. Скорее всего чужая. Эта тварь что-то жрала там в овражке, куда Леон не пошел.

Чудовище!

Герда обернулась. Увидела, что собака настигает. Закричала. Ее нога неудачно подвернулась. Девушка покатилась по траве. Пес сжался, как пружина, чтобы сделать последний прыжок.

Леон сильно крутанул пращу. Почувствовал, как рвется на свободу камень, и отпустил кожаную петлю.

Только один бросок. Есть только один бросок!

Свист!

И время рванулось вперед с удвоенной быстротой.

Герда увидела, как несется к ней оскаленная пасть! Успела почувствовать мерзкий запах, исходящий от бешеного пса. Вонь! Гадостная вонь!

Девушка сжалась, прикрывая рукой горло, упала лицом вниз, вжимая голову в плечи. Земля вздрогнула от толчка. Рядом упало что-то тяжелое, смрад ударил в ноздри.

Когда Леон добежал до Герды, та плакала.

Рядом лежала мертвая собака. Камень, выпущенный Леоном, угодил ей точно в то место, где позвоночник соединяется с черепом.

Жуткий оскал. Мутные бельма глаз. И прокушенный красный язык.

Мертвая тварь.

Глава 18

После того случая прошло много времени. Герда почему-то не приходила больше к Леону на пастбище. То ли боялась, то ли. Иногда он видел ее в деревне. Издалека. Махал рукой, но она будто стеснялась. Убегала.

Несколько раз Леон, вместо того чтобы спать, приходил ночью к ее дому, совал кусочек мяса злобному псу, что охранял двор, и проскальзывал к окнам. Осторожно заглядывал в них, замирая каждый раз, когда мимо проходила занятая домашними хлопотами девочка.

Леон оставлял на крыльце цветы, собранные в поле. Красивые, удивительно благоухающие. Ему казалось, что именно так пахли ее волосы.

В душе у мальчишки бушевала настоящая буря. Его раздирали неясные, противоречивые желания. И он был счастлив, что заботы о стаде держали его вдалеке от деревни, от людей. Так он мог избежать вопросов и ненужного интереса.

Так шли дни, недели. Подходило время праздника солнцеворота. Весна становилась летом, полным забот и работы. Солнце поднималось над землей и не сходило с небосклона, опускаясь своим краешком за горизонт и вскоре снова поднимаясь. В эти дни никакая нечисть не могла повредить человеку, зло пряталось в самую дальнюю свою нору, и счастье незримо разливалось в воздухе над всей Империей. Говорили, что сам император в этот день может появиться у костра, просто, как обычный человек, праздновать и гулять со всеми. И никто не смеет отказать в гостеприимстве. Такой это день.

Вообще обычно детей на празднование, которое продолжалось всю ночь, не допускали. Хотя какая там ночь? Просто сумерки. Но тем не менее дети всегда оставались дома. Это было строгое правило. Взрослые же гуляли до утра и даже весь следующий день.