Юлия Фирсанова - Возвращение, или Свободу попугаям!

— Магева! Магева! Вот она-то пусть и рассудит, — на удивление слаженно для готовых вцепиться друг другу в бороды людей загомонили мужики и клином двинулись в мою сторону.

Кабы я уже не знала, что моя профессия обеспечивает в здешних краях неприкосновенность, а спутники жизнь положат, а вреда мне причинить не позволят, попыталась бы дать деру. Очень уж целеустремленно обступала меня делегация хмурых и потных крестьян.

— Покража у нас, магева, рассуди! Разыщи татя! — комкая в руках какую-то нелепую смесь панамки и кепки, впопыхах сдернутую с головы, прогудел самый бородатый и грузный из мужиков, может быть, и признанный старшим за свои габариты.

— И что же, вы полагаете, украдено? — первым делом уточнила я.

— Кошель со всей выручкой за ярмарку умыкнули! — запричитал другой мужик в рубашке с вышивкой и по вороту и по рукавам, понаряднее, чем у первого и, едва сдерживая скупую мужскую слезу, принялся перечислять, что именно он запродал, чтобы денежку выручить. Брови его кустистые, как у Брежнева, и такие же черные двигались в разнобой, походя на пару заплутавших на лице гусениц.

На ранних яблоках я сломалась и взмолилась:

— Стоп! Происхождение денег роли не играет. Главное — факт их исчезновения. Кошель пропал, вы не знаете, кто виноват, и подозреваете друг дружку. Так?

— Истинно так, магева, — покорно и с видимым облегчением подтвердил потерпевший, компания согласно закивала, пораженная моей мудростью.

Я обвела собрание взглядом и почесала за ухом. Да, виновного найти не большая проблема, магия поможет, даже без нее знаю, логических фокусов достаточно, не зря сказки в детстве слушала, а в юности почитывала. Вон хотя бы история про горшок с черненым сажей донцем: когда всех в круг ставят, психологически обрабатывают проникновенной речугой и дна касаться велят. Виновный не в жизнь не дотронется, боясь разоблачения, у него-то одного рука чистой и останется. С рунами же вовсе никакие трюки, на нервах играющие, не нужны. Достаточно Тейваз — руну цели и справедливого суда, формой на стрелу походящую — вызвать, на виновного останется только пальцем показать и ехать дальше. Просто, как апельсин. Мысленно улыбаясь, я вызвала свою руну и почти сразу поняла, что просто и ясно в этот раз не получится.

Нет, дело было вовсе не в том, что магия внезапно отказалась работать, Гиз-то теперь играл на моей стороне, а значит никаких помех ни справа, ни слева. Неразрешимое противоречие имело вид лопоухого, веснушчатого, как подсолнух, соломеноволосого молодого мужика, вернее, сказать пока еще парня, только рослого, косая сажень в плечах.

Тейваз, возникшая перед моим мысленным взором, однозначно осветила его фигуру. Вот только на неосознанный вопрос: "За фига этому парню, Ситепе, чужие бабки сдались?", руна взяла и показала ответ.

Передо мной, как при ускоренной съемке, только очень четко мелькнуло несколько образов. Лопоухий ворюга и сдобная, как булочка с корицей, с парой толстых кос девушка держащиеся за руки с типичным трепетом влюбленности. Беседа парня с грузным мужиком, тем, что просил моей помощи следствию, отцом девицы. Назначение выкупа за невесту и вновь дурная от счастья парочка, обжимающаяся на заднем дворе… Ярмарка. Хмельной отец возлюбленной, по пьяни торопящий парня со сбором "дани" и грозящий выдать девицу за другого, коль женишок не поспешит. Нерассуждающий страх потерять любимую и решение позаимствовать из отвязавшегося с пояса кошеля богатого односельчанина недостающую сумму с тем, чтоб непременно вернуть долг с лихвой. Рука тянущаяся к кошелю и под конец та самая общая свара, когда ее виновник не успел отсчитать жалкие пять монет и вернуть пропажу на место. Жгучий стыд, терзающий парня, перерастающий в беспросветное отчаяние. Потому-то вор самым красным из компании не был, слишком испугался, что теперь вся жизнь его кончена: позор, изгнание из деревни, неизбежная разлука с любимой. Такое близкое счастье рухнуло в один момент, оглушив его болью.

Ну как скажите на милость я могла выдать этого дурня на растерзание? Да я ж сама потом спать не буду. Вот так задачка. Мозг лихорадочно заработал, пытаясь найти решение, способное удовлетворить и жаждущих показательного суда крестьян и мою собственную привередливую дуру-совесть. Один единственный даже не то чтобы плохой, нелепый поступок не должен был сломать парню всю жизнь. Я чуяла не только его страх перед карой, но и стыд и раскаяние.

Идея пришла как всегда неожиданно, и я едва удержалась от того, чтобы не рассмеяться, когда с чинным, снисходительным спокойствием вопросила общество:

— Значит, хотите, чтобы я вас рассудила?

Мужики снова закивали, я тоже кивнула и с иронией продолжила:

— А я бы вам вместо суда предложила меньше пить или лучше похмеляться поутру. Эй, парень, как там тебя, Ситепа, ну-ка сбегай за поворот. Там в траве у куста в таких мелких зеленых ягодах красный мешочек валяется. Глянь, не ваш ли?

Тускло-безнадежные глаза вора, собравшегося уже, не дожидаясь магического разоблачения, во всем покаяться, вновь ожили и посмотрели на меня с восхитительной надеждой, превратившей простецкое лицо юноши почти в иконописный лик. Я украдкой подмигнула проштрафившемуся бедолаге и поторопила, пока мужики всем табуном не понеслись за поворот выискивать кошель, пока покоящийся за пазухой вора. Хвала тому богу, которому парень молился, он все-таки не стал стоять столбом и, сорвавшись с места, ринулся прочь, только пятки замелькали.

Обернулся Ситепа мигом, мужики не успели и опомниться, вопя на бегу с совершенно искренним ликованием приговоренного к казни и чудом избегнувшего неминучей участи:

— Нашел! Нашел! Вот он!

Владелец кошеля, возмущавшийся и сыпавший обвинениями больше всей компании вместе взятой, почти выхватил из рук горе-похитителя кошель, тут же вывалил его содержимое на плат в возке и пересчитал трижды. То ли не верил в свои математические способности, то ли опасался, что мошну "за время возлежания под кустом" успели облегчить окрестные зверюшки или кто из проезжих.

— Ровнехонько двадцать монет и семь бронзовок, — сконфужено признался он. — И как он там очутился? Не сымал ведь с пояса…

— Видать, права, магева-то, насчет опохмелки, — заулыбались крестьяне, а виновник переполоха, красный как томат, почесывая выглядывающее из кафтана пузо, стыдливо пропыхтел:

— Вы уж простите, мужики, что я так всполошился, невесть чего нес, ежели обидел кого, в ноги поклонюсь! Главное ты, Ситепа, звиняй, на тебя-то я пуще всех думал. Ты, это, вот, держи-кась! — внезапный решившись, "растеряша" слазил в обретенный кошель, вытащил из него несколько монет и провозгласил: — Бери-бери! Тебе ж как раз еще пяти для откупа за Наждину не хватает!