Вера Камша - Темная звезда

— Иду-иду, милая, — раздался бархатный баритон, — сейчас все будет хорошо, ты не волнуйся. — Дверь распахнулась, и маленький кругленький человечек в оранжевой лекарской мантии потрясение всплеснул коротенькими ручками:

— Творец и все его ангелы! Лупина, — радость моя, мы и не надеялись, что ты вернешься…

Глава 5

Роман с вялым интересом рассматривал себя в высоком зеркале, лениво задавая вопросы Кайтеку, личному цирюльнику герцога Михая. Тарскийский властелин, узнав, что Рьего как-то не озаботился прихватить с собой куафера, навязал «дорогим друзьям» своего. Бард, правда, подозревал, что со своей шевелюрой, равно как с бородой и усами, Рене Аррой управляется сам. Это лысеющему Михаю опытный цирюльник был нужнее воздуха, но, как бы то ни было, угодливый, раздушенный красавчик битую ору крутился в адмиральских апартаментах. Сам герцог отсутствовал — беседовал с королем, и раздраженный навязчивой любезностью либр не выдержал и принял удар на себя, подставив Кайтеку золотистые локоны. Прогнать цирюльника Роман счел неудобным, хотя не сомневался, что, будь Рене у себя, он не замедлил бы сделать именно это.

Отдав себя в лапы куафера, Рене решил извлечь из своих страданий пользу и несколькими ловкими вопросами ввел разговор в нужное русло. К концу процедуры бард знал, что принц Стефан за время болезни сильно изменился, став капризным, подозрительным и злым, что кардиналом Иннокентием довольны не все и даже поговаривают, что клирик втайне читает еретические книги и что епископ Тиберий был бы лучшим пастырем. С явным неодобрением Кайтек отзывался и о капитане «Серебряной гвардии» графе Гардани, из чего Роман сделал вывод, что тот наступил на мозоль тарскийскому герцогу.

Познаний в магии, которыми располагал Роман, хватало, чтобы понять — господарь Тарски грешит запретной волшбой, причем такого рода, с которой либру не доводилось сталкиваться. Это было что-то запредельно сильное, недоброе и очень, очень древнее. Неудивительно, что эльф пришел к выводу, что все, кого недолюбливают Михай и его подручные, находятся в одной лодке с ним и Рене, которому пора бы уж было и появиться — до Великого Приема оставалось не более оры с четвертью. Кайтек закончил свое дело и усиленно делал вид, что что-то еще подправляет, видимо, ему было велено дождаться Арроя во что бы то ни стало. Именно поэтому Роман с некоторым злорадством выпроводил беднягу, которому было не миновать взбучки за проваленную миссию.

Либр был искренне рад, что Рене объявил о том, что он и знаменитый менестрель — давние друзья и будут жить вместе. Ощущение глухой тревоги, не покидавшее барда и адмирала после Белого Моста, объединяло лучше любой старинной приязни. Роман был рад поселиться с Рьего еще и потому, что не шибко надеялся на Жана-Флорентина. Кроме яда, существуют и кинжалы, и стрела, пущенная в окно, а на сей счет у Романа было несколько сюрпризов, раскрывать которые он пока не хотел даже эландцу. Теперь же либр мог сколь душе угодно принимать меры безопасности, чем он и занимался, пока не явился непрошеный цирюльник. Когда дверь за ним наконец закрылась, Роман принялся за прерванную работу. Последнее слово он произнес за мгновение до того, как вернулся хмурый Рене. Герцог с размаху бросился в широкое кресло. Было видно, что Аррою срочно требовался собеседник, способный понять, что происходит. Герцог рывком пододвинул себе кувшин с вином, наполнил два высоких узких бокала, протянул один Роману и без обиняков начал:

— Я говорил с Марко. Меня беспокоит то, что тут творится. Его тоже, и бедняга не понимает, отчего. Вроде бы все благополучно.

— Как и везде…

— Как и везде. Марко списывал свое настроение на счет несчастий, обрушившихся на его семью, но нас-то подобные беды не коснулись… Проклятье! Не нравится мне этот покой. — Герцог долил себе вина и залпом выпил его, уставившись в одну точку. Роман хотел было сказать, что им предстоит пить целый вечер, но вовремя вспомнил, что про Рьего, среди прочего, говорили, что он никогда не пьянеет. Герцог же задумчиво повертел в руках бокал гвергандского стекла, поставил его на поручень кресла и вернулся к утренней идее.

— Роман, приглядись-ка получше к хозяевам и гостям… И, знаешь, надоел мне этот клятый этикет, так что предлагаю называть меня Рене и быть со мной откровенным. Согласен?

— Кто ж от такого откажется, — эльф не кривил душой, так как в своих мыслях уже пятый день называл эландского герцога просто Рене. — А что до «приглядывания», так я этим только и занимаюсь. Кто тебя интересует?

— Не хочу пока говорить, чтобы не «замылить» тебе глаза. Никогда не был придирой, но, по-моему, от этого человека разит злом, как от сотни демонов… Романе, не хочу лезть тебе в душу, но я чувствую, что ты кое-что знаешь, не доступное нам, грешным. Посмотри Стефана, лекари давно признали свое поражение, так что препон чинить никто не будет.

— Когда идти?

— Пойдем прямо сейчас. Странная у него болезнь. Я, знаешь ли, в его возрасте не раз купался в ледяной воде и, как видишь, хожу на своих ногах. И не я один такой живучий. Стефан мог сгореть в три дня от лихорадки, мог поправиться, но стать калекой… Не понимаю. Мне это очень не нравится — Стефко был бы великолепным королем, а теперь в наследники выходит мальчишка, которого растили, как «третьего принца», для охот и пиров.

При желании Роман мог бы возразить, что Рене сам когда-то был третьим принцем и вовсе не собирался управлять государством, но вместо этого молча собрал все, что могло пригодиться при осмотре, и взглянул на Рьего:

— Я готов.

Герцог встал, механически отбросив со лба белую прядь, — Роман начал уже понемногу привыкать к этому жесту.

— Иди за мной, но тихо. Нам не нужны свидетели. При Стефане сейчас только его дядька. На старика можно положиться, он приехал сюда еще с сестрой.

Акме Арройя двадцать два года была королевой Таяны, естественно, ее неуемный братец знал Высокий Замок как свои пять пальцев. Герцог уверенно свернул в проход для слуг и повел гостя узкими, сводчатыми переходами. Маленькую железную дверь открыли сразу. Коренастый человек с крючковатым носом и колючими глазками сдержанно, но сердечно поклонился и отступил в сторону, пропуская посетителей. Герцог рывком отодвинул бархатную портьеру, и они оказались в комнате принца.

Стефан сидел в кресле у раскрытого окна. Яркий солнечный свет подчеркивал бледность, темные круги под запавшими зелеными глазами. Роман помнил, что наследнику должно осенью исполнится тридцать четыре, но определить возраст принца на глаз казалось невозможным, это существо уже находилось вне времени. А ведь недавно Стефан, смеясь, поднимал толстуху-повариху, мог несколько раз без отдыха переплыть Рогг и усмирить дикого коня. Таянский наследник слыл прекрасным воином и при этом не чурался наук. Принцу пророчили блестящее царствование, пока в начале минувшей зимы он не бросился вытаскивать из полыньи сестру и ее подругу, дочь Михая Годоя…