Кэтрин Куртц - Легенды Дерини

— Рано или поздно мы отыщем ответ, — промолвил он больше для самого себя, нежели для Марисы. — Я в этом твердо убежден.

— Все так несправедливо, — вздохнула Мариса, пряча лицо в складках его рубахи. — Ты бы был таким хорошим священником… Ты добрый, славный и так много знаешь! А то, что ты Дерини… Я уверена, что благодаря этому ты смог бы служить Господу еще лучше. Но нет… они не желают иметь священников-Дерини и готовы убивать их за это! Вот подлинное зло.

— Не стану с тобой спорить, — ответил ей Дункан, улыбаясь подобному красноречию. — Однако будем смотреть в будущее с надеждой. Возможно, рано или поздно все изменится. Король Брион в открытую поддерживает моего кузена Аларика. Кроме того, все знают, что рано или поздно Кевин возьмет в жены Бронвин, несмотря даже на то, что она Дерини. Морганы и Мак-Лайны — это уже две семьи, которые не назовешь ни бедными, ни лишенными влияния. Именно мы можем положить начало будущим переменам среди людей, ответственных за процветание королевства. Возможно, я тоже со временем смогу признаться в том, кто я такой, ибо теперь нет никакой нужды хранить это в тайне. В следующем поколении у нас будет уже целых два герцога-Дерини и король, который поддержит их во всем. Кроме того, кто может сказать, в еще скольких знатных семействах, кроме нашего, течет кровь Дерини? Я надеюсь, что рано или поздно один из наших сыновей сможет в открытую признать свое наследие и при том сделаться священником. Для меня этого вполне достаточно, если только ты будешь со мной.

Его горячая речь превратилась в настоящую проповедь, полную упований на великое будущее своей расы, которые он так редко осмеливался высказать вслух. Голубые глаза Дункана сияли восторгом. Мариса больше ничего не сказала, не желая омрачать столь прекрасный день. Прошлая решимость Дункана стать священником была слишком велика, чтобы они могли сейчас говорить об этом без боли. Осознав причины ее задумчивости, Дункан и сам притих, вновь лег на траву рядом с девушкой и уложил голову ей на колени.

— В любом случае, все это в прошлом, — пробормотал он с улыбкой, — а мы сейчас должны говорить о будущем… и о том, в чем можем быть вполне уверены. Ты согласна завести целую кучу детишек, Мариса?

— О, да, конечно, — она со смехом взмахнула рукой. — У нас будет уйма сыновей и хотя бы одна дочь… Хотя, по справедливости, я бы предпочла, чтобы девочек и мальчиков было поровну.

— Мы же говорим о семье, а не пытаемся составить танец из восьми пар, — поддразнил ее Дункан. Она в шутку взъерошила ему волосы.

— Ну, это мы еще поглядим, — заметила Мариса. — У нас будут чудные, благовоспитанные детишки-Дерини, и у Кевина с Бронвин — тоже. И они все будут расти вместе, правда?

— Да, а когда Аларик тоже женится… — он помолчал и вдруг широко ухмыльнулся. — Ха, ты только вообрази, чтобы Аларик остепенился и обзавелся семейством!

— Еще забавнее будет, когда ты обзаведешься семейством, — поддразнила его Мариса в ответ. — Но ты верно говоришь: когда он наконец найдет себе жену, его дети станут кузенами наших малышей и подружатся с ними. Ты только вообрази себе — целое семейство, огромный дом, полный прекрасных, одаренных ребятишек! Все вокруг будут их обожать… И они построят счастливое будущее для всего народа Дерини.

— Да поможет нам Бог, — прошептал Дункан, возводя глаза к небесам. И все же он не смог удержаться от улыбки. — Ты будешь очень занята, любовь моя!

— Со всем почтением к вам, милорд, — возразила она и, склонившись, поцеловала Дункана в кончик носа, — это вы будете все время заняты. А я буду вынашивать детей, как можно чаще.

— Расскажи мне об этом поподробнее, — взмолился Дункан, обнимая ее за талию и утыкаясь лицом в складки старой туники, от которой теперь веяло ее сладким ароматом и запахом лаванды. — Расскажи мне, как это будет, когда мы наконец поженимся.

Этот вопрос они привыкли то и дело задавать друг другу, превратив его в излюбленную игру с той самой поры, как осознали, что их чувства друг к другу — нечто большее, чем простое влечение или влюбленность. И поскольку в глубине души Дункан по-прежнему оставался священником, для него эта игра сделалась чем-то вроде молитвы, богослужения, которое отныне ему уже не дано совершать перед божественным алтарем.

— Мы поженимся в соборе святого Тейло, и я надену вуаль с венчальной короной Мак-Лайнов, — заученно откликнулась она, а Дункан, прикрыв глаза, погрузился в легкий транс, вызывая перед своим внутренним взором все те сцены, что описывала его возлюбленная. — На мне будет платье из белоснежной парчи с серебряной вышивкой по подолу, украшенное розами, и трубачи будут приветствовать меня на входе в церковь. А там, внутри, ты будешь ждать меня в наряде из небесно-синего шелка, расшитого серебром, и во всем мире не будет людей счастливее, чем ты и я.

Так она говорила нежным, негромким голосом. Они будут жить в Уискинском замке, в Кассане, продолжала она, и надзирать за теми отдаленными владениями, которые герцог Джаред не имеет времени и возможности посещать достаточно часто, — и так вплоть до того дня, пока Кевин наконец не примет герцогский титул. Затем они переедут в Кирни, где климат куда более мягкий, и станут заправлять там всеми делами до тех пор, пока старший сын Кевина и Бронвин не войдет в возраст. Но впрочем, никакой разницы, где они будут жить, — при дворе ли короля Бриона, или дома, среди родных холмов, — все вокруг будут говорить, что не знают людей более счастливых и любящих друг друга, нежели Дункан Мак-Лайн и его драгоценная супруга леди Мариса.

В такие моменты Дункан влюблялся в нее все сильнее и сильнее, и сама Мариса становилась для него кем-то вроде священнослужительницы, которая проводила их собственные торжественные обряды, вознося хвалу всему Божьему творению.

«Брак, — думал он, — может ведь также быть своего рода священным призванием. Мы должны заботиться друг о друге, как желал сам Христос, ибо он завещал любить друг друга так же, как Он любит нас… И, кроме того, брак — это постоянная забота, трата времени и своих способностей, источник, к которому люди спускаются, дабы освежиться от повседневных мирских тягот и забот и с новыми силами вернуться к своему служению».

Таковое священное призвание, как ощущал его сейчас Дункан, не входило ни в малейшее противоречие с церковными и светскими законами и отнюдь не грозило ему смертной казнью.

Погрузившись в сладостные грезы, Дункан внезапно очнулся и удивленно уставился на Марису, которая выдернула у него из шевелюры несколько волосков. Он коснулся ее руки, и девушка улыбнулась возлюбленному.