Юрий Никитин - Уши в трубочку

Кварг с заднего сиденья удивленно хрюкнул:

– Редеет их агентура, редеет.

От него пахло пивом, он взрыгивал, чесался, потел, что значит, в доску свой, такой не будет посещать балет, слушать Баха и читать Камю, как делают все маньяки, злодеи и вражеские шпионы.

Торкесса сказала:

– Успеваем перехватить Илельну?

– Нет, – сказал Кварг со вздохом. – Она сейчас уже на Волгоградском.

Я поинтересовался:

– А куда она должна попасть?

– На Новорязанское шоссе, – ответил он несчастным голосом.

Я молча добавил газу. Торкесса вскрикнула, мужик беспокойно задвигался, когда мы на скорости в сто семьдесят проскочили под широкой полупрозрачной трубой перехода, где предостерегающе мигают огоньки: «Ограничение скорости – 100 км»… «Ограничение скорости – 100 км».

Кварг спросил с беспокойством:

– Не слишком ли…

– А мы что, – спросил я, – не джигиты? Новичок, да?

– Да, – ответил он настороженно. – А чем я себя выдал?

– Дык хто же соблюдает правила? – изумился я. – Они ж для того и висят, чтобы инопланетянам головы дурить! Поверит такой, поедет по правилам, а его тут наша контрразведка и цап за шиворот: ты чего, гад, крадешься?

Они заговорили между собой вполголоса, очень встревожено, я все наращивал скорость, шел между крайним левым и соседним рядом, играл в шахматку, постоянно обгонял, подрезал, проскакивал, проныривал, совсем задурил обоим головы, в какой-то момент раздался дикий крик за моей спиной:

– Вот она!.. Вот!.. Вон в той колеснице серебристого цвета!

Я присмотрелся, кивнул:

– В мерсе, понятно. Значит, красивая… Это жены у мерсовиков – уроды, зато девки… Идет шибко, но ничего, догоним.

Торкесса посмотрела на меня злобно.

Кварг согласился:

– Исключительно красивая.

Торкесса посмотрела на него еще злобнее, что и понятно, все мужчины должны говорить только о ней, женский ум не в состоянии понять такой непостижимой вещи, что во Вселенной могут встретиться мужчины, которые совершенно равнодушны к ее внешности. Хотя, если говорить правду, в отношении торкессы таких надо искать где-нибудь за пределами Вселенной.

– Прижать к бортику? – предложил я деловито. – Впереди мост. Можно так прижать, что вылетит вместе с машиной. Или по частям.

– Давай, землянин, – сказал Кварг кровожадно. – Если бы ты знал, сколько она у нас лучших агентов извела!

– Галактических?

– И галактических, и метагалактических, и параллельных, и подпространственных, иномерных, макросных…

Я вздрогнул, зябко повел плечами:

– Что, все эти… двухголовые? В смысле, инопланетные?

Он сказал с поблажливостью, даже поблажливо:

– Вы даже не представляете… даже не представляете, сколько на этой крохотной планете… скажем, неземлян!

– Сколько? – спросил я довольно глупо. Потряс головой, спросил иначе: – А чего они, а? Медом намазано? Халява наклюнулась?

Торкесса, мстя за невнимание к ее красоте, в великом презрении сдвинула хрупкими плечиками:

– Если возмечталось, что все из-за вас, дорогой граф, то выбросьте эту блажь.

– Но ведь вы…

– И я, – сказала она с неохотой, – и Кварг, и даже Индельв, а может быть, даже еще с две-три сотни агентов здесь из-за вас… Вы, несмотря на свою дикость, очень важны нашей Всегалактической конфедерации. Но остальные ищут совсем другое. Для них наша Галактика…

Кварг вставил с невеселым смешком:

– Эта.

– Что? – переспросила она.

– Эта Галактика, – пояснил он. – Мы говорим «наша Галактика», а они…

В его пропитом голосе ясно слышалась зависть. Торкесса кивнула:

– Да, для них эта Галактика – песчинка! Древнейшие из преданий Вселенной говорят, что именно на Земле хранится краеугольный камень, из которого пошла Вселенная. И если его достать…

Она запнулась, а я, не отрывая глаз от преследуемого мерса серебристого цвета, спросил с холодком по спине:

– И что? Вселенная рассыплется?

– Нет, – ответила она, побледнев, но с нерешительностью в голосе, – это трудно объяснить… С этим камнем связано чересчур многое. Известно, что Творец создавал мироздание именно с этого ныне заброшенного уголка Вселенной. Здесь, по легендам, заложил краеугольный камень, здесь произнес Слово, отсюда все началось… Дальше он создавал Вселенную, уже держа перед глазами первый неудачный образец, остальные миры получались все удачнее и удачнее, все ярче и богаче, насыщеннее красками, чувствами, возможностями, свободой от многих физических законов, немыслимой здесь…

Кварг хмыкнул:

– Ты забыла упомянуть о ереси.

Торкесса отмахнулась:

– Ересь на то и ересь, чтобы даже не упоминать.

– Но это не простая ересь…

В его хриплом голосе звучал намек, я спросил живо:

– Лилея, ты чего темнишь?

– Ничего не темню, – отрезала она сердито. – Ересь возникла совсем недавно, потому и не заслуживает упоминания. Ее, возможно, скоро забудут даже без особых расстрельных мер… Безумцы утверждают, что именно в первом творении Создатель выразил себя в полной мере, что скупость и лаконичность его трехмерного полотна вовсе не говорят о недостатке фантазии, это мы недопонимаем его гениальность… словом, полный бред, но, когда тонешь, хватаешься и за гадюку, верно?

Я наконец проскользнул между последними машинами, что отгораживали нас от серебристого мерса, это три черных джипа с затемненными стеклами, поднял руку к плечу и пошевелил пальцами. Кварг спросил тупо:

– Что?

– Либо начинай стрелять, – объяснил я, – либо дай мне пистолет. Или что там у тебя?

Торкесса вмешалась живо:

– А земное оружие не подойдет? У нас же есть пистолеты!

– Есть, – согласился я кисло. – Но я думал, что у вас что-то особенное…

Я опустил стекло, высунул руку с пистолетом и пару раз выстрелил по колесам. Кварг взвизгнул за спиной:

– Что ты делаешь?

– А что? – спросил я в недоумении.

– Здесь же… здесь же полно людей! А дорожная полиция?

Я отмахнулся:

– Здесь братки постоянно устраивают перестрелки. Все привыкли. А милиция, как известно, никогда не оказывается там, где нужна.

Торкесса сказала ядовито:

– Зато оказывается там, где не нужна. Не этот ли случай?

– Резонно, – признал я. – Но рискнем еще чуть…

Я выстрелил снова, мерс вильнул, пересек по косой оставшиеся четыре полосы и, перемахнув через бетонный бордюр, понесся под крутой откос. Я тут же, рискуя подставить правый бок, свернул тоже, остановил машину на обочине. Все трое выскочили, успели увидеть, как мерс много раз переворачивается, упал с обрыва, полыхнул могучий взрыв, взвился столб огня, будто рванула бензиновая емкость размером с Лужники. Мы отшатнулись, лица опалило огнем, воздух наполнился гарью, словно горит озеро напалма.