Александр Прозоров - Креститель

Среча скучала в одиночестве, без волхва, без молящихся и с пустым алтарем. Возле Чура дремал, опершись на резную палку, совершенно древний волхв с бледным, как у мертвеца, морщинистым лицом и мелко подрагивающими руками. Судя по свежим цветам, сегодня к нему кто-то уже приходил. Перед Перуном совсем еще молодому волхву скуластый смертный жаловался на сгоревшие стог и сарай, с неприязнью поглядывая на бога. Создавалось впечатление, что он не столько стремился получить от Перуна милость, сколько хотел его наказать. Но без подарков служитель не позволял второго и не обещал первого.

Монах отвернулся, прошелся по кругу, словно осматривая место, потом снова оборотился к соседним богам.

Что же, это почти то, что хотелось. Служащие малозначащим богам волхвы вряд ли довольны своим местом, вряд ли имеют большие интересы в ныне существующих порядках, во власти и имуществе и вряд ли находятся под особым приглядом со стороны сильных мира сего. Значит, можно попытаться. Старика, разумеется, трогать бесполезно. Семарглу служит человек в возрасте. Судя по всему, спокойный, вдумчивый. Это хорошо, такие лучше воспринимают разумные доводы. А вот тот, что уже выталкивает просителя, молод и горяч. Однако он куда более энергичен — значит, скорее решится на авантюру. Опять же, молодость… Кому в молодости нравится терпеливо ждать когда тебя заметят, прислушаются, возвысят? Да и заметят ли у дальней стены? В молодости хочется получить всё сразу и сейчас — а потому молодые куда легче пускаются на риск.

Волхв Перуна, тяжело дыша, вернулся к идолу, поклонился ему, поправил цветы. Да, борода явно не стрижена, только расти начинает. Лет двадцать, самое большое — двадцать пять. Неужели ему никогда не грезилось княжеское кресло? Наверняка грезилось…

— Мир добрый тебе, святой человек, — поклонился, подойдя ближе, монах.

Слуга Перуна посмотрел на рясу, на крест, удивленно поднял глаза:

— Что делаешь ты здесь, грек?

— Я прибыл сюда с миссией от базилевса, из Великой Византии, и привез великому князю Владимиру руку дружбы. А еще привез просьбу не притеснять единоверцев наших в землях русских. Князь повелел нам бога своего среди прочих поставить. Вот, волхв здешний главный и место указал.

— Мыслю я, — поморщился волхв, — то не ему едину, а совету волхвов решать. Но супротив княжьей воли они перечить не рискнут.

— Ужели все в здешних землях под волей князя?

— Вестимо, все, — пожал плечами служитель Перуна. — Он же волей богов на страже земли русской поставлен. Оттого и слово его первее прочих.

— А скажи, волхв. Коли мы сюда распятие свое поставим, в святилище общем молиться станем — войду ли я в совет волхвов, или не пустят в него грека?

— То совету решать, — покачал головой слуга Перуна. — А ты, стало быть, токмо ради совета готов идола своего тут поставить?

— Тревога гложет мое сердце, волхв, — тяжело вздохнул монах. — Сказывал уж, с честной дружбой я приехал в Киев, с желанием помогать земле вашей. Как и мой базилевс, хочу я, чтобы настало здесь процветание и покой. Чтобы Русь была сильной, ни на кого округ с опасением не оглядывалась. Однако же видим мы беду, что в самом сердце Руси нарождается. И всей душой желаем беду эту остановить. Ох, прости меня, волхв, имени своего не назвал. От бога нарекли меня Ираклием, это имя ныне и ношу.

— А я в детстве Будимиром наречен. Так в чем беду нашу Византия далекая увидеть исхитрилась?

— В древнем государстве нашем, волхв, — чуть помолчав, начал рассказывать монах, — принято власть любую от бога принимать. Власть священна, а потому боги должны правителю покровительство оказывать. Зело ладно, коли базилевс сам ранее служителем Господним был, обучался в стенах святилища, таинства божий ведает, обращаться к высшим силам способен, обряды высокие проводить. В случае таком ясно, что с богами базилевс общаться может, что знамение на нем лежит и опасаться за империю при нем нет никакой нужды. Порфирородны правители наши. Ведомы им все тайны церковные, а кроме того и таинства, не всем иерархам доступные. Посему и за Русь мы не опасались бы, коли князем на ней волхв стал, волю божию собой олицетворяя. Коли княжил бы наследник законный, рожденный в браке законном от князя и княгини знатных, поколениями промысел божий несущих. Однако же ведомо базилевсу, что ни волхование великому князю не доступно, ни знатностью своей он похвалиться не может. Что рожден он от утех пустых, после дел ратных случающихся. Что брака с матерью его у князя Святослава не было, да и мать его иудейкой по роду своему числится. Стало быть, по низкому рождению своему, до обрядов любых князь допущен быть не может. А коли не способен правитель с богами общаться, таинства творить, то и сомнение возникает: а божью ли волю он несет народу своему? Божьим ли промыслом звание свое получил? И ведь мало того, что по роду и званию своему князь Владимир столь великой страной править не способен, так ведь еще и чужой черный замысел за спиной его скрывается. Ведомо ли тебе, волхв, что среди иудеев родство не по отцу, а по матери издавна ведется? Посему князь ваш иудейским считаться может — по крови, родству и праву наследования. Таковой способ издавна сим злобным племенем используется, дабы власть в странах иных получать. Поперва соплеменницу свою чужому вождю подложить, а затем, когда сын у нее родится и взрастет, открыть ему тайну великую, что иудеем он является по родству. А уж тогда пред наследником своим путь к власти путями колдовскими и кровавыми расчистить. Владимир ваш ведь младшим среди сыновей Святославовых был? Ну, и где все его старшие братья ныне?

Отметив, что смог озадачить собеседника столь неожиданным вопросом, Ираклий мысленно улыбнулся и усилил нажим:

— Ведомо ли тебе, волхв, что народ сей малый богами проклят и за черную душу свою права на землю лишен? Правили они в землях израилевых — и нет их там ныне, а земля та разорена начисто. Правили они в землях хазарских — и нет их там ныне, земля та разорена начисто. Сейчас они на Руси править собираются — а потому тревожно базилевсу, что любовью к племени русскому пропитан, за будущее ваше, за покой и благополучие. Ведомо нам, племя иудейское, кроме себя, никого за людей не считает, всех прочих обзывает гоями и законом своим грабить, убивать и притеснять всячески дозволяет невозбранно. Вывели ужо своего родича иудеи на стол русский, получили власть и силу. Пойдет скоро плач по земле вашей, польется кровь люда простого, станут детишки маленькие одной лебедой да корой ивовой питаться, а каждую монетку добытую хозяевам иудейским нести, дабы им еще хоть день пожить позволили. И сгинет Русь, как Израиль, как Хазария сгинули, а иудеи дальше пойдут, на иные страны, ако вши ядовитые переползут…