Возвращение Прославленных (СИ) - Цы Си

На второй день поездки всем начало казаться, что поезд тащится слишком медленно. Солнце застыло в зените, словно приколоченное, и пекло на полную катушку. Ничто не спасало от жары. За окном мелькали жёлтые, будто подгоревшие пироги, поля. Вагоны нагрелись, и каждый себя чувствовал, словно в печи. Только Тафари было привычно в этом пекле. Стурла, покопавшись в карманах, выудил колоду затёртых карт и сказал, обращаясь в Тафари:

— Я, конечно, так как вы, в шахматы не умею. Но со старушкой Дэгни мы частенько по вечерам перекидывались картишками. Давай, сыграем?

Тафари не отказался, но когда он выиграл у гнома шесть раз подряд, Стурла надулся, спрятал колоду обратно, забрался на полку и всю оставшуюся дорогу дремал. Иногда он открывал один глаз, как старый деревенский кот, и наблюдал за тем, как остальные развлекаются. А им было чем заняться.

Визидары превратили купе поезда в мастерскую. Компания каждый день трудилась над ауксилами. Но их ждало неожиданное открытие: толы иногда действуют и на обычные предметы. Например, Фонариком можно было воду превратить в сладкий шипучий лимонад, всегда разный. А Огненная палочка часто видоизменяла еду. Правда, тут надо было быть осторожнее и приноровиться — дважды палочка за мгновение ока превращала блюда в угольки. Но из кусочков сахара она делала забавные вспененные леденцы. Из куска хлеба можно было получить удивительный слоёный пряник с зелёными желейными прожилками. Они его назвали Оживающим. Потому что сначала пряник вскакивал, подпрыгивая, не хуже Стурлы, а потом, засахарившись, падал на стол. Но самое важное открытие сделали браслетом гнома: если им потрясти над оружием сначала с заклинанием серебра, а потом золота, оно становилось ещё более прочным, острым.

За время дороги каждый изготовил себе пояс, на котором был прикреплён его тол. Итиро назвал это Поясом Ремесленника и очень гордился своим, на который повесил Огненную палочку и меч.

Когда пятеро друзей, наконец, вышли на нужной им станции, у каждого, кроме Стурлы, на шее висел Переводной медальон, а на поясе — Неиссякаемый кошелёк.

— Ничего, скоро и у меня появится свой медальон, — оглядев других, сказал гном, — Жаль, что толы не могут работать бесконечно, и им нужны перерывы. А пока Мэд, дай мне свой. А то ведь до Хокабы ещё надо доехать.

Он протянул руку к её медальону. Надел его и пошёл к рядам у вокзала, где шла бойкая торговля. Там, поторговавшись с суровым мексиканцем в большой широкополой шляпе с загнутыми краями, Стурла купил еды и повозку с двумя лошадьми. Ещё и его шляпу выпросил. Вернулся к своим он уже с повозкой, надев прямо на шлем огромную шляпу, отчего стал похож на гриб.

Визидары побросали в повозку вещи и поехали, ориентируясь на скудные указатели. В дороге больше приходилось рассчитывать на подсказки прохожих, которые удивлённо смотрели на разномастную компанию. Их принимали за бродячих артистов. Особенно, когда Стурла горланил песни.

Пользоваться бамбуковой палочкой Итиро пришлось часто. Все изнывали от жары, а палочка давала вдоволь прохладной чистой воды, словно из самых недр земли.

Ночевать остановились в заброшенном поле. Мэд достала из сумочки платку и инструменты, Стурла поохал, что «собирать конструкцию долго и уж лучше так, по старинке просто завалиться под куст, погода то вон какая хорошая». Но, друзья, привыкшие за долгую дорогу к его беззлобному ворчанию, будто бы не слышали. Визидары быстро собрали палатку и обустроили себе ночлег, разведя и костёр.

Поужинали. Девушки легли в палатку, положив подушки у входа, чтобы видеть сидящих у костра мужчин. Когда разговоры стихли, Мэдлин вдруг задумчиво спросила:

— Вам не кажется, что наши предки визидары были не дураки. Они разделили нас всех и разбросали среди людей не просто так. Как вы думаете, почему? Чтобы защитить нас. Дать нам спокойную жизнь.

— Но они верили, что когда-нибудь мы объединимся, — сказал Итиро.

— Откуда такая уверенность, что у них был именно этот план? — спросила Мэдлин, подбивая поудобнее подушку.

— Иначе они бы разрушили все ауксилы и толы. Не оставили бы цепочки адресов и подсказок, — уверенно сказал Итиро, помешивая угли в костре и добавил, — посмотри, ты думаешь, совпадение, что у каждого из нас практически нет семьи, а те кто нам дороги, погибают при странных обстоятельствах? Ты думаешь, малумы дадут нам жить?

Мэдлин покачала головой:

— Да, Итиро, ты прав.

— Ну что, Стурла, пришло время сделать последний медальон, для тебя? — сказал Тафари, снимая своё крыло.

Когда медальон был готов, Стурла с радостью повесил его на шею.

Девушки, уставшие от бесконечной дневной жары и палящего солнца, плававшего, словно блин в растопленном масле, быстро уснули, обласканные ночной прохладой. Остальные остались их сторожить. Тафари постоянно светил в темноту, выглядывая малумов. Но на его свет пришли лишь три койота. Они протявкали, что малумов не видели в этих краях уже больше ста лет. И малумы здесь, скорее предания, которым пугают детей.

Итиро угостил койотов мясом, они пообещали сторожить лагерь, и мужчины тоже улеглись спать. Только Стурла всю ночь не сомкнул глаз. Он поглаживал Переводной медальон и вслушивался в темноту. Ему нравилось понимать голоса животных. Они не умничали, как другие. Говорили простые понятные вещи. И Стурла до рассвета слушал перекрикивания ночных птиц о том, кто сколько наловил мышей.

Зло

Закрыв за собой маленькую дверцу, Алаун вылезла из-под висящих платьев и оказалась в гардеробной. Она встала с колен, отряхнулась и оглядела длинные ряды одежды, которой была набита небольшая комнатка. Тут были наряды всех стран мира: и красивые старинные платья, покрытые рядами кружева, и японские шёлковые кимоно, и расшитые китайские рубашки. Шубы разных фасонов, шляпки, пальто, вуали.

Алаун выбрала наряд — синее шёлковое платье, и, сняв халат, осталась в диковинном одеянии: оно было похоже на корсет с пришитыми к нему лентами, которые то сплетаясь, то расплетаясь, обвивали её руки, ноги и шею. Это странное бельё Алаун сшила себе сама, когда она скинула и его, то стало ясно, почему. Каждая лента скрывала тонкий шрам на коже девушки.

Она подошла к зеркалу и предалась занятию, с которого начинала почти каждый день: разглядывая своё отражение, Алаун пыталась отгадать — из скольких визидарок её создали?

Конечно, Алаун была совершенна: и бледное лицо, и длинная шея с покатыми плечами, и изящное тело, и волосы, струившиеся до пола мелкими золотисто-рыжими волнами, и даже руки с маленькими пальчиками на которых были необычные ноготки в виде закруглённых сердечек. Но разве всё это было её? Вот эти пальцы — кому они принадлежали? Кто она? Кто?

Алаун задумчиво расчёсывала волосы.

Наконец, она вздохнула, решительно позвонила в колокольчик, и вскоре в комнату вплыла Рейчел.

— Вам помочь одеться, мисс? — тихо прошелестелавошедшая женщина.

— Да, — кивнула ей Алаун.

Рейчел отстраненно сняла с вешалки платье и подошла к хозяйке.

Алаун наблюдала за женщиной в зеркало. У Рейчел, как и остальных консунтов, живущих в Дагхэде, был ещё один шрам — вокруг лица, уходивший под волосы. Вот только у самой Алаун такого шва не было. Порой девушка задумывалась: почему? Иногда, когда Рейчел высоко поднимала руки, оголялись и остальные её шрамы — более неровные и неаккуратные, чем у самой девушки. Но, казалось, Рейчел это волнует мало. Сейчас она сосредоточенно завязывала длинную шнуровку на спине Алаун. Когда были уложены волосы и надеты драгоценности, служанка отошла к двери и покорно спросила:

— Что доложить Хозяину? Вы спуститесь к ужину?

— Да, — опять кивнула Алаун.

Рейчел поклонившись, тихо вышла из комнаты. Ун смотрела ей вслед. Здесь эта женщина была ей самым близким человеком. Иногда, очень редко, они даже болтали, словно подруги. Но всё же, как и остальные консунты, Рейчел чаще всего пребывала в прострации, мало говорила, выглядела по большей части подавленной и забитой. На её небрежно пришитом лице ничего не отражалось — мимика у консунтов отсутствовала. И Алаун старательно училась у них владеть лицом. Живя в Дагхэде, это было необходимо.