Урсула Ле Гуин - Порог (сборник)

Уилл Хэмблтон очень не любит, когда смеются над ним или над кем-то из членов его семьи. И весьма строго следит в этом отношении за Бо и Мэри. По-моему, он и на пикник-то их пригласил только потому, что мы с Мэри подруги. Я, впрочем, тоже сильно его раздражаю.

Я без конца езжу в Портленд на поезде. Я долго жила в Сан-Франциско. Мой муж, Лаф, был управляющим крупного отеля. И я наверняка знаю что-то такое, чего он, Уилл Хэмблтон, не знает, о чем он даже понятия не имеет! А вдруг у меня еще и какие-нибудь опасные идеи есть? Все это заставляет Уилла нервничать.

Ну, во всяком случае, я прекрасно знаю, например, как повел бы себя Уилл, если б я ему хоть слово сказала или какой-нибудь знак подала. Он может, правда, и без этого обойтись: ему, чтобы начать ко мне приставать, слова не нужны. У него и сейчас это на физиономии написано; тут уж ошибиться невозможно. Это ведь все равно что запах. Когда ты для мужчины превратилась в идефикс, когда он, увидев тебя, буквально делает стойку, можно не сомневаться, что он тебя ВОЖДЕЛЕЕТ; ты знаешь это также точно, как то, например, что сегодня теплый день. Но когда я представляю себе обнаженное тело Уилла… Мне кажется, оно похоже на огромную глыбу ноздреватого сыра. Б-р-р… А когда я представляю себе нашу с ним интимную встречу — за ланчем? или в спальне с опущенными шторами? — меня начинает просто тошнить. А потом он, разумеется, отправился бы домой, к своей дуре Дави. Как и Лаф пришел бы домой ко мне от своей любовницы.

А причина всему этому — нет, не любовь и не страсть; эти слова — всего лишь извинительные эвфемизмы, которыми мужчины успешно пользуются также, как флагами или громкими речами; нет, дело не в любви: просто он хочет взять надо мной верх, обрести надо мной власть. Он же обрел какую-то власть над мамой — хотя и только благодаря своим деньгам; впрочем, эта власть никогда не давала ему удовлетворения. Она его партнер, но партнер независимый! Она его совершенно не боится. А вот если бы ему удалось завести шашни со мной, он обрел бы власть над нами обеими. Во всяком случае, некое преимущество в этом противостоянии явно получил бы. К тому же ему было бы приятно лишний разок обмануть эту дуреху Дави. Ну что ж, Уилл, виноград был бы отличный, если б только тебе удалось до него добраться! А так он, как говорится, хоть и хорош, да больно зелен!

Я мечтаю порой о любви, но в здешних местах нет ни "одного мужчины, на которого я взглянула бы дважды.

Я и сама не знаю, чего хочу; да и хочу ли я вообще чего-нибудь? Разве что, получше узнать кое-кого, проникнуть в их души. Я ведь никого тут толком не знаю. И никогда не знала. Кроме Мэри, конечно; она милая, старинная, добрая моя подруга; мы с ней всю жизнь вместе, всегда всем делимся, и все же нашим отношениям, по-моему, чего-то не хватает. Иногда мне кажется, что внутри меня есть какой-то заповедный край, куда я сама пойти не могу. Лаф мог бы туда пойти, но он от меня отвернулся. И другие люди тоже носят в себе эту неведомую для них страну, я это знаю, но я не знаю, как отыскать путь туда.

Лорина Уэйслер — женщина, которая заставляет меня думать, что мне известна только та ее личина, которую она надевает на себя, как платье. На пикнике Дави Хэмблтон рассказывала о каком-то новом способе вязания крючком, которому ее научила Некая Миссис Из Портленда; она долго вещала, что для этого требуется особый крошечный крючок в форме буквы «Т» и так далее, и Лорина в итоге заметила: "Вот уж поистине найдет дьявол гнусную забаву для рук бездельника!" Она сказала это так тихо, что ни Дави, ни Мэри ее не расслышали, только я. Я быстро на нее посмотрела, но она сидела безмятежная, как золотая рыбка в аквариуме Нет, в Лорине тоже есть неведомые страны! И настоящая тайна Вот так живешь всю жизнь, встречаешься на каждом углу с соседкой, разговариваешь с ней, да так никогда и не узнаешь ее до конца! Просто вдруг словно звезда упадет с небес, словно вспыхнет последняя искра фейерверка, и опять наступает темнота Но искра-то была! И светилась — пусть хотя бы одно мгновение душа, что способна всю эту неведомую страну осветить! Но в свете той искры я успела разглядеть лишь огромные волны, набегающие на берег.

Прошлым летом как то к вечеру, на следующий день после похорон бабушки к нам на Бретон-Хэд поднялся Эдвард Хэмблтон. Раньше он всегда звонил, прежде чем прийти, но на этот раз звонить не стал. Я закапывала кофейную гущу в цветочную клумбу, как это всегда делала бабушка, и увидела, как он поднимается по подъездной дорожке, освещенной лучами заката, долгого летнего, бледно-золотого заката, краски которого постепенно сгущались и становились оранжевыми, рыжевато-ржавыми и наконец темно-красными Джей спала. Во время похорон она совсем притихла, смотрела во все глаза и явно немного боялась. Когда мы вернулись домой, она заявила, что потеряла своего игрушечного львенка Лео и расплакалась уверяя меня, что мы оставили его на к кладбище. А когда я отыскала львенка под столом, куда она его и посадила, она почему-то очень рассердилась, и у нее случилась форменная истерика. Так что даже пришлось девочку наказать и на некоторое время запереть в ее комнате, хотя мне этого вовсе не хотелось, мне хотелось обнять ее и поплакать с нею вместе. Наконец она перестала бушевать, притихла, и я вошла к ней, обняла, и мы смогли наконец покачаться немного, крепко обнявшись, и горестно помолчать. Она уснула у меня на руках так что я укладывала ее в постель уже спящую. Львенок Лео устроился с одной стороны от нее, а наш старый кот Пушистик — с другой. Пушистику тоже нужно было общение, он скучал по бабушке Итак, Эдвард пришел на Бретон-Хэд пешком, один, и мы довольно до по стояли с ним в саду, освещенные пламенем заката и слушая море.

— Я очень любил твою бабушку, сказал он. — И твою мать тоже.

Мне показалось, что ему хочется еще что-то сказать мне, но помогать ему, подталкивать его у меня не было ни малейшего желания. Душа моя была исполнена печали, одиночества и великолепия этого заката. Если хочет; пусть говорит, я послушаю, но переводчиком его мыслей быть не желаю и провожатой по своей стране тоже. По-моему мужчинам полезно учиться говорить на языке нашей страны и не заставлять нас говорить за них.

Эдвард еще немного помолчал и вдруг вымолвил:

— Я и тебя люблю.

Гигантский костер пылавший на западном краю неба, окрашивал его лицо в красновато-коричневые, мрачные тона. Я чуть-чуть пошевелилась, и он наверное, подумал, что я сейчас что то скажу и поднял руку. Я часто видела, как он вот так поднимает руку, разговаривая с бабушкой он, когда ему нужно сделать паузу, чтобы подыскать нужное слово или поймать ускользнувшую мысль: