Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий
И вот рассказывают, что, в сговоре со Сватоплуком, ударил Пестователь на комеса Сандомира, град его сжег, но самого его и богатства его не захватил, поскольку Сандомир сбежал в саму Червению. Сватоплук же поймал Карака, переправил в Мораву, там окрестил, ослепил и оставил у себя в неволе. Так — то сбылись предсказания Мефодия, что повелитель висулян будет окрещен на чужой земле.
Однако, не полностью пала держава висулян, пришлось ей, правда, удовлетвориться лишь небольшим пространством с градом Каракув. Повелителем этой карликовой страны Сватоплук назначил близкого родича князя Карака — некоего Варша из очень старого рода Вршовицев, у которых в западной Богемии имелось несколько градов, и потому пользовались они доверием Великой Моравы.
Легенда гласит, что и Карак и все Вршовицы выводили свой род от древних кельтов, и это они на меловом обрыве над верхним течением Висулы построили когда-то град, названный Каррадонон. Строителем этого града должен был быть некий Крак, Карак или даже Крок — никто уже этого точно и не помнит. А поскольку имелся у них обычай насыпать громадные курганы над могилами своих повелителей и богачей, соседствующие с ними богемы и назвали их Вршовицами от слова «врш», что означает «курган». Впрочем, многие века пережил громадный земляной холм, называемый могилой Крака или Крока, и второй, который князь Карак приказал насыпать над прахом отравленной княжны Хельгунды.
Варш признавал веру в Христа-Бога, умершего на кресте, и он обещал Сватоплуку платить даже большую дань, чем делал это князь Карак. Но, хотя по приказу Сватоплука и по желанию Даго Пестователя он убил детей Карака, рожденных Хельгундой, чтобы те не могли претендовать на трон в Гнезде; помнящий о прошлом тамошний народ продолжал называть свой главный рад Каракувом; ну а Даго Пестователь как-то не дарил доверием Варша, поскольку тот был породнен с ослепленным Караком. Никогда Даго Пестователь не переставал размышлять над тем, а как бы захватить Каракув, чтобы таким образом исполнить предсказание, что станет он править от Сарматского моря до самых гор Карпатос. Потому-то, используя факт, что народ Вршовицев был многочисленным и рассоренным, все время он кого-нибудь из Варшей науськивал против Варша, правящего в Каракуве, он даже пригласил одного из Варшей в державу полян, и в среднем течении Висулы дал ему большие владения, позволив строить небольшой град, который впоследствии назовут Варшавой. Таким вот образом хотел он в будущем заменить Варша, послушного Сватоплуку, на Варша, послушного Пестователю.
Обо всех этих намерениях и тайных делишках, понятное дело, князь Сватоплук знал. Только что он мог против этого сделать? Сорвать сговор своей племянницы Любуши с вероломным Пестователем? Или послать свои войска против войск Пестователя, о котором говорили, что в одной так называемой младшей дружине, то есть, на собственном содержании, имел он целую тысячу конных и пеших воинов, а если бы вызвал еще и старшую дружину — армию влиятельных богачей и воевод — то мог бы иметь, как минимум, пять тысяч воинов. Потому Сватоплук сделал вид, будто бы ничего плохого про Пестователя не слышал. Ведь одно дело: неожиданно напасть на державу князя Карака, а совсем другое дело — углубиться в леса, болота и пущи Пестователя, ибо не известно в то же время, как поступят король мардов или царь болгар. Так что единственное, что сделал Сватоплук, это предупредил князя Сандомира, что Пестователь собирается напасть. Потому так и случилось, что Сандомир сбежал с бессчетными сокровищами в самую державу Ватайя, называемую Червенью. И когда Даго Пестователь на тридцати ладьях подплыл под сам град Сандомира, он застал его уже пылающим и без следа богатств. Так что расширил Даго Пестователь границы державы полян до самой реки Сан и устья реки Танеев, овладел Лысогорами и священным местом на Лысой Горе, но вот золота и драгоценных камней не добыл. Должен ли он был по этой причине разорвать узы дружбы со Сватоплуком, рискнуть началом войны, отказаться от руки Любуши? А может было бы лучше сделать вид, что ни о чем плохом и не слышал?
Ибо сказано было в Книге Громов и Молний, что «Иногда для властителя лучше не знать — чем знать, не слышать — чем слышать».
Так что в назначенный день очутился Даго Господин и Пестователь на самой границе с висулянами, которая теперь была границей с Великой Моравой, и в граде Ченстоха приветствовал Любушу, а затем вдоль границы повел он ее в Лысогоры, называемые Голобором, поднялся с ней на тайную гору, где Любушу, как христианку, и Сватоплука, как христианского владыку, хотел унизить своим браком и свадьбой в самом языческом из всех языческих мест.
Вот только ошибался Даго Господин и Пестователь в том, будто бы языческой своей свадьбой болезненно подействует на Любушу и Святоплука или даже чем-то оскорбит их. Издавна ведь при дворе Сватоплука цвел и пах разврат и всяческая разнузданность, столь противоречащая учению Христа… В ближайшее окружение Сватоплука тихонько прокрался тевтонский епископ Вичинг, поскольку, несмотря на то, что в борьбе с Людовиком много лет назад Сватоплук добыл независимость для Великой Моравы, но, в соответствии с правом, он все еще оставался ленником императора, так что не мог запретить немецким епископам пересекать границы своей державы, чтобы те, соперничая с греками, бывшими посланниками императора Константина, обращали в христианство местный люд. Константин — или же Кирилл — умер в Риме, а Мефодий, освобожденный в конце концов из плена тевтонских епископов, порицал Сватоплука за его разврат и страшил адскими муками. Не научили его, что иногда — ради высшей цели — уж лучше не видеть, уж лучше не слышать. Потому-то милость властителя склонялась к Вичингу, который раз за разом отпускал грехи Сватоплуку за его слабости. Как написано в старинных хрониках: «Сватоплук невольник наслаждений с женщинами, тонущий в болоте разврата, разве не мог он отдаться, скорее, всем тем, что открывали ему дорогу ко всяческим страстям, чем Мефодию, который укорял его за всяческие чудеса, прелести и наслаждения, вредящие душе». Потому-то в сражении с Мефодием, какое дело было тевтонскому епископу Вичингу до дела Любуши, до того факта, что ее свадьба должна была состояться в
