Брэнт Йенсен - Вендия 2. Незримые нити

— Откуда мне знать? — ответил Конан. — И еще здесь очень темно, и многих полок просто не видно.

— Хочешь посмотреть?

— Нет, лучше послушаю.

— Я точно так же ответила, когда муж решил объяснить, что значит для него это место. Правда, потом я все-таки посмотрела. Что поделаешь – женское любопытство неискоренимо. Так вот, Конан, все эти ящики пусты. В них нет ничего. Когда я спросила мужа, зачем же они тогда нужны, он ответил, что это хранилище для мыслей и чувств. Тебе знакомо выражение «разложить все по полочкам»?

Киммериец кивнул.

— Муж, если так можно выразиться, применял его на практике, – продолжала Телида. — Он помещал свои мысли в ящички, клал их на те самые полочки в шкафах, что тебе не видны, всякие глупости бросал в сундук. Только так он мог тщательно проанализировать гнетущие его проблемы.

— Весьма необычно, — сказал Конан. — Но, по-моему, ничего предосудительного здесь нет.

— Я не к тому, — ответила вдова. — У меня нет привычки заходить сюда, когда мне надо подумать. Но сейчас мы с тобой очутились в такой ситуации, что нельзя пренебрегать никакими мелочами. Я сижу тут уже третий колокол. Правда, ощутимой пользы от местной обстановки я не почувствовала.

— Гостей твой муж принимал в этой комнате?

Конан не собирался позволять вдове уводить себя в сторону от вопросов, связанных с чередой убийств в вендийской столице. Но чтобы не показаться не вежливым, он все-таки решил дать вдове выговориться, но сам никак не реагировал на ее слова.

Однако в конце Телида все же заболтала киммерийца, и он на миг уступил своему любопытству.

— Редко. Тоже только в тех случаях, когда хотел поговорить о чем-нибудь серьезном. Наш с тобой знакомый Сатти бывал здесь чаще других.

Телида замолчала, ожидая реакции Конана. Приманку она забросила хорошую. Но тот не спешил отвечать.

— Хорошо, — сказала вдова. — Вступление окончено. Начнем наш разговор?

— Начнем, — весьма живо произнес киммериец. — У тебя есть, что рассказать мне?

— О чем? — непонимающим тоном произнесла Телида.

Конан нахмурился.

— Ладно-ладно, — пошла на попятный вдова. — Я в долгу перед тобой за то, что ты помог мне с Сатти. Но мне практически не чем платить: я говорила тебе практически все, что знала сама.

— Ты умолчала о Сатти, — напомнил киммериец. — Ничего не говорила о нем до того момента, как Хамара казнили. Мы с ним мыслили очень похоже, и думаю, вдвоем мы бы нашли тех, кто одурманил разум Хамара. Может быть, нам удалось бы спасти нескольких браминов.

— Сейчас, Конан, ты сказал глупость, — холодно ответила Телида. — Я совершенно правильно поступила, не говоря тебе ничего о Сатти и запрещая ему встречаться с тобой. Он как никто хотел распутать клубок тайн, связанных с убийствами браминов. Понять причину, отыскать злодеев – это был настоящий вызов. И Сатти не остановился бы ни перед какими жертвами. Именно для этого ты ему и понадобился. Раньше я тебе этого не говорила, но теперь скажу: Сатти не просто допускал возможность твоей смерти, он хотел, чтобы тебя убили. Я надеялась, что после казни Хамара заговорщики, сейчас-то я понимаю, что вы были правы, и заговор все-таки существует, слегка притихнут. Не будут совершать никаких активных действий, боясь привлечь к себе внимание. Рассчитывала, что нет никакой опасности для тебя. И я ошиблась: ты стал для Сатти именно тем орудием, которым он собирался их расшевелить.

— Я считал, он был твоим другом, — сказал киммериец. Сам он был похожего мнения о Сатти, но это не мешало ему сотрудничать с тысяцким. Конан не боялся рисковать. Ему тоже очень хотелось отыскать истинных убийц, особенно после казни Хамара. Ответственность за него не давала северянину покоя. — А ты говоришь о нем такие ужасные вещи.

— Дружба – дружбой, но человеком он был страшным, — Телида не стала отрицать того, что хорошо относилась к Сатти. Киммериец мысленно похвалил ее за это решение: скажи она, что покойный тысяцкий был для нее почти что враг, Конан отнесся бы и к другим ее словам с изрядной долей недоверия. — К тому же он заигрался. Начал переходить те границы, что сам для себя установил. Ничего сравнимого с резней браминов в столице не было очень давно. Не стоило Сатти лезть в это расследование. Ясно было, что одному человеку оно не по зубам.

— Но он и не действовал один, — сказал киммериец. Он отлично помнил слова тысяцкого о его помощниках, что следили за травниками. — Кроме меня, были и другие люди, что вместе с ним участвовали в расследовании.

— Это его и сгубило, — ответила Телида. — Очень долгое время его не трогали лишь из-за его репутации. В последние годы он занимался тайными делами весьма влиятельных персон, хоть и не сопоставимыми по значению с нынешними событиями. Его бы наверняка убили, если бы не знали, что он не проболтается и не оставит следов. За людей же, которых он привлек к поиску охотников за браминами, поручиться никто не мог.

— Что же он тогда вообще сунулся? — спросил Конан. — Он же не дурак был.

— Это был вызов всей его жизни! Понимаешь? Вызов! Он не мог просто пройти мимо. Точно так же, как ты уцепился за это расследование после того, как казнили твоего человека. Что ты скажешь, если тебе велят возвращаться в Туран?

— Я откажусь.

— Представляешь, что тебе за это будет?

— Ничего мне не будет, — киммериец понял, что сейчас ему предстояло принять еще одно очень важное решение. Как днем он гадал, кто такой Бернеш – друг или враг, точно так же нужно было определиться по поводу Телиды. Много раз он собирался рассказать ей о поручении Илдиза, но неизменно откладывал момент откровения на потом. Но дальше откладывать было уже некуда. – Император перед тем, как отправить посольство в Айодхью, вызвал меня к себе и объявил, что собирается возложить на меня одно небольшое задание: разобраться, кто мутит воду в Вендии. Он сообщил мне о твоем послании. В котором ты писала, что твой муж не просто так скончался, что его убили. Наверное, ты права: это поручение Илдиза вкупе с гибелью одного из своих людей, в виновности которого я до конца уже не уверен, — точно такой же вызов. И я, как и Сатти отступать не намерен. Ответишь мне, только честно, с чего ты взяла, что твоего мужа убили?

— Разумеется, отвечу, — Телида слова киммерийца восприняла совершенно спокойно. — Мог бы и раньше поинтересоваться. Я не сомневалась, что Илдиз ввел тебя в курс дела. Просто так иноземца в сотню сопровождения не стали бы определять.

— Ну, так что ж сама не сказала? — спросил Конан.

— Говорить особо нечего, — призналась вдова. — Муж в последние дни перед смертью вел себя странно. Мало занимался дипломатическими делами, все больше проводил время во дворцах браминов из высших каст. В том числе, бывал и у покойных ныне. А когда возвращался домой, то практически не вылезал из этой комнаты. В то же утро, когда его не стало, поплохело ему внезапно. Он ослаб, не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Вместо речи было то бульканье, то шипение. Особо он не мучался, во всяком случае, виду не подавал, но прошло четыре колокола, и он умер. Лекари и маги не смогли ему помочь.