Пол Андерсон - Девять королев

Природа пробуждалась после зимы. Зазеленели ивы, белым цветом окутались сливовые деревья. Даже дубы, вечно нерасторопные, пустили, наконец, по ветвям палевые почки. Пробивались сквозь траву и колючий ежевичник первые цветы, нежные дезии. Над цветами забасили мохнатые янтарные шмели, в небе зашумел птичий грай.

В лесистых распадках встречались небогатые фермы — две-три глинобитные хижины под соломенной крышей, скотный двор, сад с огородом. Дорога вела через край озисмиев, их языка никто из легионеров не понимал, но Грациллонию удавалось кое-как объясняться со здешними, ибо еще мальчишкой он немного выучился во время поездок с отцом почти всем местным наречиям. Много веков назад сюда вторглись кельты. Они смешались с озисмиями, поэтому их язык был похож на кельтский. И еще озисмии часто вставляли слова — Грациллония почему-то это тревожило — из языка загадочного города Ис. Они не были похожи на слова известных ему наречий и напоминали названия, слышанные в детстве от учителя, когда тот рассказывал о Пунических войнах.

Как-то раз, разбив лагерь возле небольшого селения, Грациллоний разговорился с пастухом. Саксы их не разоряли-больно уж ничтожная была бы добыча, но все побережье, уверял тот, лежало в руинах. Кроме — тут пастух дотронулся до шеи, до оберега от нечистой силы, — кроме Иса. Видно, великие силы хранят город. Боязливо оглянувшись по сторонам, словно местные боги могли подслушать и разгневаться на него, пастух добавил, что народ охотно перешел бы к Ису, да только власть Иса распространяется всего на несколько миль в глубь Арморики.

Что же это за силы, какие боги помогают одному городу выстоять там, где отступает империя?

Следующий ночлег устроили в Гаромагусе. Грациллоний бывал здесь с отцом, и не раз. Им нравился веселый и шумный портовый городок, славный умелыми кузнецами и гончарами, но главное, рыбой и особым соусом к ней, рецепт которого держали в секрете. За соусом в Гаромагус приезжали купцы из самых глухих окраинных провинций.

Сейчас, в сумерках, Грациллоний стоял на том месте, где был форум. Город сожгли дотла. Где прошли саксы — Грациллоний видел такое много раз, — на пожарище всегда оставались кости. Обуглившиеся, жуткие… В Гаромагусе костей не было. Видно, те, кто смог убежать и спастись, вернулись, похоронили родных и ушли навсегда. Земля вокруг высохшего фонтана была утоптана, в середине чернели следы кострища — здесь варвары совершали подношения своим мерзким богам. А может, вдоволь натешив души невинной кровью, они просто поужинали перед дальней обратной дорогой.

На этом месте у христиан когда-то стоял храм. Дождь прибил гарь, и в бурых комьях грязи вперемешку с золой еще можно было разглядеть черепки кувшинов, оплавленные свинцовые грузила, дверную щеколду. Что это?… Грациллоний пошевелил кучу ногой, наклонился и поднял стопку сшитых пергаментных листов. Книга. Как только она уцелела? Листы обгорели по краям, разбухли от сырости, но можно было разобрать греческий алфавит и даже рисунки. Евангелие. Книги не виноваты в том, что делают люди, даже и христианские книги. Книги нельзя убивать. Стряхнув со страниц грязь, Грациллоний вошел в развалины и положил Евангелие туда, где прежде был алтарь.

Ночью ему опять не спалось. Он вышел из лагеря и направился к гавани. В лунном свете тихо шелестели волны, утешая несчастный берег. Грациллоний нашел на небе старых друзей, мерцающих свидетелей его ночных бдений: Медведиц, Дракона, Льва. Сейчас созвездия казались особенно далекими и чужими. Неужели им и вправду подвластны людские судьбы? Многие верят в это. Но если так, значит, звезда Иса — Венера? — должна сиять, а римский Марс — клониться к закату.

Грациллоний не сомневался, что звезда, под знаком которой рожден человек, влияет на его жизнь. Ничего не поделаешь с тем, что человек не волен выбирать для себя родителей, время и место рождения. И все же в человеческих силах одолеть слепую судьбу и выбрать свой путь.

Но если не обитатели горних сфер оберегают Ис, то кто же? Он узнал о городе много, гораздо больше, чем ему рассказал Максим и его советники. Однако задайся он такой целью, те же сведения можно было бы почерпнуть и из старинных хроник. Грациллоний узнал много — и ничего. Ис по-прежнему был окутан тайной. Какой?

Ему вспомнился тот недавний вечер, странно притихший вдруг лес, поляна, застланная туманом, и сова над головой. Ее лунные, без зрачков, глаза. Взгляд, обжегший до самой глубины души. Что это было? Отчего стало тогда так страшно?

Грациллоний повернулся и зашагал к лагерю.

От Гаромагуса пошли на запад, к морю. До Гобейского полуострова оставалось меньше двадцати миль. Тракт был не мощеный, но широкий, утоптанный. Вышли раньше и шагали быстрее обычного. К вечеру они придут в Ис.

Солнце миновало зенит, когда за очередным поворотом Грациллоний увидел два высоких, футов по десяти каждый, гранитных столба, стоявших по обеим сторонам дороги. Покрытые глубоко высеченными надписями, по виду они были моложе менгиров Древнего Народа. Грациллоний спешился. Причудливая вязь на правом столбе оказалась буквами неизвестного ему алфавита. Грациллоний перешел на другую сторону дороги. На этом столбе буквы были латинские. Водя пальцем по холодному камню, он медленно разобрал:

— «Именем Венеры, Юпитера, Нептуна. Здесь граница земли, которой Ис владеет с незапамятных времен, вдоль Редонского тракта. В том принесли мы святую Клятву, на веки вечные. Год DCLXXXVIII AVC. По воле SPQR. Год XIII от Знака, данного Бреннилис. С Гаем Юлием Цезарем, принесшим святую Клятву».

— Четыреста с лишним лет назад, — прошептал Грациллоний. Сзади подошел Эпилл. — Как все тут сказано… — Он и сам не смог бы объяснить, что ему не нравилось. — Слог какой-то странный.

— Похоже на границу. — Эпилл огляделся. — А где же часовые?

Северный ветер пригибал к земле редкие чахлые деревья. В скудной кормом седловине меж холмов застыла отара овец, и больше ничего живого вокруг не было. На западе, перетекая на горизонте в свинцовое небо, лежало море. Едва различимые, белели пятнышки парусов. Скорее всего, подумал Грациллоний, рыбачьи шхуны. Почва на побережье каменистая. Едва ли она может прокормить город. Исанцы живут морем.

— Не думаю, что им нужны часовые, — медленно проговорил центурион. — У них мир и с озисмиями, и с Римом.

— А пираты? — настаивал Эпилл. — Пираты высадятся и войдут в город.

— Видно, не могут. Что-то их удерживает. Только что?

— Может, древние боги Рима? — подал голос Кинан. Он сегодня был знаменосцем. — Может, они все ушли сюда и властвуют над городом?