Виктория Абзалова - И на всех одна звезда

Тем не менее, они достигли результата. Ужас так и не поднялся до прежней степени безумия, дыхание понемногу выровнялось, напряженное тело расслабилось, а затем эльф опять погрузился в сон.

Дамон задержал тонкую худую руку еще на несколько минут, и поднялся, устало поводя плечами. Эльфенок, мягко сказать, не в себе. Бросать его так однозначно нельзя, а что делать, если при виде темного он воет от страха? Разумеется, Дамон не был единственным и неповторимым магом, сведущим в чарах, воздействующих на рассудок и психику. Специалисты имелись и у Светлых, хотя тем они почему-то давались труднее, и конечно у самих эльфов. Вот только передать им Диниэра, со спокойной совестью сняв со своих плеч, говоря откровенно, — немалую обузу, увы не получалось, потому что помощь сородичей эльфенка скорее всего будет заключаться в 'ударе милосердия' или чашке с ядом чтобы избавить товарища от участи жить с искаженной Тьмой сущностью.

Передать Светлым? А почему бы тогда сразу не явиться в Анкарион с подробным отчетом о произошедшем! Единственной возможностью было обратиться к Рузанне, а с ней и так еще оставалось слишком много нерешенных 'но'.

Выбор есть всегда, и он был: просто считать его и дать эльфику чуть большую дозу обезболивающего, чем требуется, или стереть память, прежде чем подбросить белым. Правда, есть риск, что последнее вообще оставит его в состоянии растения, но эльфенка и так здоровым не назовешь, а на фоне всего остального ни смерть, ни сумасшествие никого не удивят по крайней мере… Зато надежно оборвется ведущая к бывшему Темному Владыке ниточка.

Дамон еще раз смерил беспокойно мечущегося Диниэра хмурым взглядом, и направился разыскивать Конрада.

Задуманное было абсолютной авантюрой, чреватой множеством опасных и неприятных поворотов в развитии событий, так что Дамону приходилось снова и снова напоминать себе альтернативу. В конце концов, в сложившейся ситуации есть и его вина: последствия его чар помогли истощенному эльфенку, но лишили возможности искать помощь где-нибудь еще и поставили на положении изгоя среди своих. Не оказалось ли лекарство более страшным, чем болезнь?

Во всяком случае, как отреагирует на известие о своей принадлежности к темной стороне сам Диниэр, гадать не приходилось, и сообщать ему об этом было еще рано. Эльфик шарахался даже от обихаживающей его матушки Даны, а осмотр превращался в настоящее мучение. Очевидно, что он не был способен хоть сколько-нибудь превозмочь паническое недоверие и страх, как бы разительно не изменилось обращение с ним. Сложности увеличивались еще тем, что пока приходилось ограничиваться лишь поверхностным успокаивающим внушением ввиду того, что чем более интенсивным становилось влияние, тем больше возрастала паника, вместо упорядочения — эмоции срывались в хаос. Попытка более сильного ментального воздействия едва не ввела эльфика в кататонию.

Одно хорошо: заговори сейчас Диниэр связно и сообщи, что приложивший столько усилий для его спасения врач — на самом деле жуткий черный маг, то встретил бы только взгляды, полные сочувствия к несчастному, чей рассудок помутился, не выдержав издевательств. Даже Конрад, у которого не могли не вызвать подозрений вечные разбирательства доктора Фейта и светлой леди, как-то оговорился словно признавая его выше любых подозрений:

— Хотелось бы мне, чтобы если что, рядом был такой человек как вы!

— Хотелось бы мне, чтобы всяких 'если что' — не случалось! — устало отозвался Фейт, направляясь к своему главному пациенту. Пожалуй, единственному, кто не был впечатлен настойчивостью врачевателя в его излечении.

Эльфенок не спал, и при его появлении беспомощно вжался в подушки. Взгляд васильковых глаз сделался жалким и умоляющим.

— Динэ, я не буду воздействовать на твой разум, — как всегда мягко и ровно обратился к нему Дамон на 'sin'dar', все же посылая легкую успокаивающую волну, — Но постарайся взять себя в руки. Ты же знаешь, мне необходимо позаботиться о твоих ранах.

Диниэр никак не мог перестать дрожать, хотя честно пытался убедить себя, что темный ничего ему не сделает. До сих пор тот еще ни разу не причинил ему боли намеренно, но унять неумолимо подкатывающую к горлу истерику никак не получалось. К счастью, черный Фейт закончил раньше, чем Динэ перестал хоть сколько-нибудь себя контролировать и начал вырываться, снова разражаясь рыданиями пополам с бессвязными мольбами. Однако поздравить себя с тем, что выдержал процедуру, юный эльф не успел.

— Хорошо, — подвел итоги осмотра Фейт, несмотря на то, что хорошего было мало: куда, спрашивается, делась хваленая эльфийская регенерация? Даже у обычного человека заживало бы быстрее, — Ты уже достаточно окреп, чтобы я мог забрать тебя с собой в Тарешт…

Эльфенок смотрел на него в запредельном ужасе. Так вот в чем дело: маг опасался, что он не вынесет дороги, — и так бы оно и было… Но зачем, для какого нового испытания он ему понадобился?! Слезы все-таки покатились по впалым щекам.

— Отпустите меня… Пожалуйста… Я сделаю все, что хотите… — умоляюще залепетал Диниэр, — пожалуйста… не надо больше…

— Динэ, — оборвал его мужчина, — Я понимаю, что тебе очень трудно доверять мне, но придется попробовать! Я не могу дольше задерживаться в замке Маур, а ты нуждаешься в помощи, чтобы выздороветь и поправиться. И дело в том, что, боюсь, кроме меня, помочь тебе больше некому. Я знаю, что ты видишь во мне, но это не имеет значения. Сейчас я прежде всего врач.

Эльфика по-прежнему трясло, и Дамон добавил уже мягче, но от этого не менее серьезно:

— Я клянусь Изначальной Тьмой, — на эти слова магическая суть отозвалась мгновенной вспышкой, заставив Динэ содрогнуться, — что в Тареште тебя не ожидает новая камера, жертвенный нож или рабская печать!

Борясь с жалостью и надеясь, что горько раскаиваться в своем решении не придется, он оставил растерянного эльфенка всхлипывать в одиночестве, чтобы проверить последние детали перед отъездом.

Растянувшаяся почти вдвое из-за больного, дорога обернулась настоящим кошмаром для обоих. Диниэр все никак не мог хоть сколько-нибудь успокоиться по поводу того, куда и зачем его везут, и Дамон откровенно замучился с ним. Тем более, что теперь уже полностью вся забота об израненном эльфе, который пока даже сесть не мог самостоятельно, легла на лекаря. Выделенная Конрадом для охраны пятерка, прониклась к господину доктору безмерным уважением еще раньше, во время Похода, — тот и в своем ремесле толк понимал, и за оружие знал, как браться, — а сейчас и вовсе готовы были записать его в святые подвижники. Однако пути это обстоятельство нисколько не облегчало.