Джеймс Кейбелл - Таинственный замок

Осмотрев герцога внимательнее, потрясенные доктора единогласно решили, что смерть его произошла по естественным причинам.

– Монсеньор герцог скончался, исповедовавшись своему духовнику, – посеревшими губами пробормотал один из них.

Флориану не было нужды приумножать многочисленные прецеденты лишения жизни претендентов на трон. Если оглянуться назад в историю, кажется, что это любимое занятие достойных особ. Де Пайзен покинул отель в золоченой карете, оставив позади второе условие на пути достижения своей мечты. Он лениво вспоминал роль Маркуса Брута и Жака Клемента, Арисонетиона и Иуды, всех внушающих восхищение убийц великих людей. Теперь можно посвятить себя размышлениям о мече Фламберж, за который он сегодня заплатил сполна.

Глава 14

Сумерки богов

Ни один из подозрительных стражей колдовского места не препятствовал Флориану на пути к алтарю Жанико, где герцог надеялся получить меч Фламберж. Рассеянное поведение де Пайзена, его скучающий вид ввел в заблуждение слуг дьявола. Они приняли странного малого в зеленом костюме за одного из тех ужасных магов и чародеев, что прибыли на шабаш с целью поручить существам низшего уровня сделать для них какую-нибудь грязную работу. Фантомы боялись и уважали могущественных колдунов. Кроме того, ни одному из слуг не могло прийти в голову, что человек, не являющийся адептом магии, отважится появиться на шабаше в самую главную ночь года. Де Пайзен без всяких препятствий добрался до вершины холма к самому началу празднования.

Когда Флориан уверенно прошел через разрисованные ворота, Хозяин уже восседал на возвышении, принимая почести. Все действо хорошо освещалось голубоватым пламенем факелов, удерживаемых странными существами, похожими на огромных черных козлов. Каждый из них держал по два факела: один закреплялся между рогами, второй вставлялся в другое место… Флориан остановился в стороне и наблюдал древний обряд поцелуев и ритуальных движений. Несмотря на уважение к причинам, вызвавшим к жизни религиозный церемониал, Флорин в душе иронизировал над примитивной формой действа.

Он сел на небольшую охапку сена невдалеке от горящих факелов и ждал. Зрелище, явившееся глазам герцога, повергло его в недоумение. Собравшиеся сообщали Хозяину свои проблемы и докладывали о сделанном за год. Хозяин слушал и давал советы по каждому делу. Флориану эта шумиха на пустом месте казалась откровенным посмешищем. Какой смысл в том, чтобы наслать порчу на корову, отобрать у жениха права на первую брачную ночь или лишить кого-нибудь здоровья? Флориан ожидал романтики даже в магии, и использование ее в столь приземленных целях казалось ему противоестественным. Глупо совершать сложнейшие заклинания лишь для того, чтобы ускорить очевидное и случившееся бы само собой. Герцог видел призвание магии в получении шанса, который никогда не представился бы естественным образом. Но Хозяин, казалось, очень серьезно относился ко всему сказанному.

Не заинтересовал Флориана и обряд инициации – ужасно болезненный для девственников. Флориану казалось, что здесь больше подошел бы какой-нибудь естественный предмет, чем этот холодный зазубренный прибор. Любопытно было увидеть, что же стало с останками бедняги Филиппа. Четырех младенцев умертвили по древнему ритуалу – герцога утешила относительная простота обряда, сходного с потрошением кроликов, сопровождающегося произнесением заклинаний. Флориан подумал, что Жанико приходилось каждый год искать новую женщину, чье тело служило бы алтарем… Герцог гнал прочь эти мысли.

В целом у новичка все происходящее могло вызывать некий интерес, однако тот, кто видел это каждый год, по мнению Флориана, должен был бы умирать от скуки. Ритуал не менялся с незапамятных времен, и всякий интерес неизбежно сошел бы на нет. Герцог поделился своими размышлениями с сидевшими рядом существами. Он заметил, что вокруг него собралось довольно много всевозможных тварей, но разглядеть их детально не представлялось возможным из-за сгущавшихся сумерек. Он видел лишь ближайших соседей – огромного роста и с немигающими глазами.

Один из них согласился с герцогом: да, теперешнему обряду не хватает остроты и зрелищности. В старые добрые времена все было иначе, и шабаш отличался гораздо большим богохульством.

Заинтересованный, Флориан принялся расспрашивать собеседника. Выяснилось, что его мрачного соседа зовут Мардук. Когда-то он повсеместно почитался миллионами людей и являлся повелителем всего сущего. В его руках находились нити судеб и вселенское знание. Апсу в те славные деньки отличался куда более богохульным поведением, а шабаш – зрелищностью и великолепием. Да, настали плохие времена, и празднование становится просто убогим.

– Апсу сильно изменился, – заметил Мардук с каркающим смехом, – с тех пор, как умерла его жена. Ее звали Тиамат. Что же касается ее…

– Я полностью согласен с вами. Он был куда могущественнее во времена, когда я был вечным источником света, хозяином вселенной, всемогущим и всезнающим, и когда никто кроме прохвоста Арна-Мануи не смел спорить с Ахура-Мазда. Да, времена меняются к худшему, и ничто не утешает меня более, – поддакнула сидящая неподалеку тень.

– Да. Плут Вукуб-Какикс вовремя подоспел, когда Старик в зеленом оперении впервые вышел из вод и попытался сделать человечество добродетельным. Тогда он был очень силен. Он немного раздражает меня, но в целом довольно хорош. Теперь времена изменились: враг богов человеческих не имеет более достойных соперников… – вступил в разговор третий фантом.

– Каждый из вас дает Хозяину новое имя! Как же зовут вас, месье? – спросил изумленный Флориан.

Третий призрак ответил:

– Кспиакок.

– А, тогда я понимаю, почему вы более терпимы к поведению Хозяина! Мне представляется, что все вы тоже лишились былого высокого положения в церкви. Любопытно, а не собрались ли вы, бывшие боги, здесь с целью заговора? – Флориан красноречиво указал пальцем на небо.

– Нет. Хотя еще совсем недавно люди поклонялись нам, и желание отомстить тому, кто лишил нас этого поклонения и могущества, кажется вполне естественным, мы собрались не с целью заговора. Мы слишком обессилены, чтобы противостоять ему. Время унесло нашу злобу и ненависть. Совсем иначе обстояли дела в старые добрые дни, когда мне в жертву приносили младенцев на копьях… Теперь все изменилось… – ответил четвертый призрак, лишенный одного глаза, подобно бедняге Филиппу. Призрак склонил голову к ворону, сидевшему на его плече и добавил:

– К тому же, мудрый Юрген говорит мне, что могущество любого бога эфемерно и вряд ли стоит борьбы. Я пал. Они падут. Но это, по словам мудрого Юргена, не имеет значения.