Александр Прозоров - Зеркало Велеса

– Андреем тебя холопы кличут, сын, а по отчеству – прочая дворня.

– А почему?

– Нешто сам не понимаешь? Холоп с тобой в сечу бок о бок идет, живот свой за тебя и землю отчую кладет. Оттого он и ближе, почти ровня. Оттого и позволительно ему более. А обычный смерд – он что? Так, прах земной.

– Не люди, что ли?

– Как же не люди? Те же христиане… Но токмо не совсем те же. Понимаешь, сын… Есть люди, которые созданы володеть, и те, которые созданы ради того, чтобы ими володели.

– Ты считаешь, что это справедливо, отец? – покачав головой, мягко, издалека, начал излагать свою, правильную точку зрения Андрей. – Разве все люди не рождаются одинаковыми, ничем не отличимыми друг от друга? Разве можно в младенце отличить смерда от князя, графа от ремесленника? Разве они не рождаются равными?

– Ты прав, сын, – неожиданно легко согласился боярин. – На Руси все рождаются равными. А станешь ты владеть или принадлежать – это каждый решает сам. Господом так заведено, что землей имеет право владеть только тот, кто готов ее защищать. Разве не в этом высшая справедливость?

– Свою родину должен защищать каждый! – тоже согласился Андрей. – Это священный долг каждого, если на страну враг нападает.

– Вот видишь, ты мыслишь, как боярин, – довольно усмехнулся Василий Ярославович. – Как воин. И это значит, что ты рожден владеть. Но есть те, кто не хочет защищать отчину. И это те, кто выбрал долю раба.

– Разве такие существуют?!

– Ты настоящий боярин, – опять подтвердил «отец» Андрея. – И потому не веришь в сие, но так уж устроен мир. Есть такие, как ты или я. Мы храним землю и по праву владеем ею. Когда приходит ворог, мы берем меч и встаем ему навстречу. А есть те, кто не хочет класть живот за свой удел, за хлеб и детей, что растут в его доме. Они приходят к нам и говорят:

«Защити нас от ворога, боярин. Спаси животы наши и добро, что трудом своим добываем». И мы допускаем их на свою землю, и защищаем их, и мы володеем ими. Так решает не Господь, сын. Так решают они сами. Так решаем мы. Разве может иметь хоть что-то тот, кто не готов сражаться за свое имущество? Разве могут быть равны те, кто сражается, и те, кто покорен? Мы бояре, сын. Потому что всегда готовы к бою. Они – смерды. Потому что не решаются встать грудью своей навстречу стрелам и мечам. Мы господа – они рабы. Разве это не справедливо?

Андрей промолчал. Все его воспитание восставало против того, чтобы делить людей на рабов и хозяев. Но он не знал, как возразить словам боярина Василия Ярославовича Лисьина.

– Что до холопов, – продолжил «отец», – то и они сами свой удел выбрали. В душе они воины, защитники, владетели. Да не хватает им терпения владения свои найти, не хватает родства али серебра оружие и броню купить. Ленивы они часто али глупы и не ведают, как стремления свои определить. Рабами быть не желают – но среди бояр места добыть не способны. Посему приходят они к нам и говорят: купи мою жизнь, боярин. Купи живот и кровь мою. Вместе будем землю оборонять, которой ты владеешь. Платишь ты им звонкое серебро, а опосля они вместе с тобой в сечу идут, наравне с тобой голову под мечи подставляют. Теперь тебе понятно, сын? Холоп тебя барчуком али Андреем кликнуть оттого право имеет, что завтра, может, ему под рогатину кидаться достанется, тебя спасая. А смерд, пока ты дерешься, в лесу али подвале отсиживаться будет. И для него ты – Андрей Ярославович!.. Чего примолк, дитятко мое?

Звереву очень хотелось возразить, но он никак не находил нужных слов. Вспоминались крестьяне, что убегали от хозяев на свободные земли. Но ведь так и выходило, что не владели они своей землей. Не защищали – убегали, чуть что грозило. Вот казаки – защищали. Так они никогда ни рабами, ни крепостными и не были. Даже налогов, помнится, не платили. Заместо этого – службу несли. Собственно, такие же бояре, как Лисьин, и получались. Только малоземельные.

– А вот псковичи, отец. Ты обмолвился, они завсегда подраться готовы – ты с собой какую-то ватагу. кажется, подговорил. Они как – владеют кем-то, или это ими владеют?

– Это скобари, что ли? А ты видел, как они живут? Власти никакой не признают, как чего хочется – толпой сбираются да орут до хрипоты. Вече называется. Не бояре, конечно, бестолковы сильно. Но и не рабы.

«Все, – понял Андрей. – Нокаут». Других аргументов он придумать не смог.

– Смотри, косуля!

Из кустарника выскочило коричневое существо размером всего втрое больше зайца, с острой мордочкой и маленькими рожками и помчалось влево от всадников, к широкому кочковатому нолю, на котором торчали отдельные куцые деревца.

– Ты чего, сын? – выждав пару минут, поинтересовался боярин. – Косуля! Или ты оленины не ешь?

– Ой-ё-о… – за разговором Андрей как-то забыл, что он на охоте, а не на сайте на научном диспуте. – Пош-шел!

Косуля времени зря не теряла и успела устрекотать почти на полкилометра. Правда, и скакун Андрея отдышался, так что в галоп перешел легко и теперь стремительно сокращал дистанцию.

Вот уже до белого пятнышка под торчащим хвостиком четыреста метров. Вот уже триста… Двести…

– Стой!!! Стой!!! Сто-о-ой! Барчук, стой! Стой, барчук!

Уже сто метров. Всего ничего!

– Сто-о-о-о-ой! Стой, Андрей!!! Ба-а-рчу-у-к! Зверев оглянулся и увидел, что позади, метрах в трехстах, мчатся двое холопов, Пахом и даже боярин.

– Сто-о-ой!

Не понимая, что происходит, он все же натянул поводья, переходя на шаг.

– Стой! – вырвался вперед красный, как рак, Пахом. – Стой, барчук, топь там дальше! Провалишься!

После такого предупреждения Андрей, естественно, повернул коня, остановился. Глянул па болото. Легконогая косуля весом от силы килограммов десять бодро прыгала через кочки, то ли не зная о топи, то ли уверенная в своей безопасности. Она же не конь со всадником – пройдет.

Добыча, до которой он уже почти дотянулся, нахально уходила все дальше. Сердце барчука кольнула острая обида – и руки сами собой скользнули назад, рванули крышки саадака. Лук, стрела… Косуля ухолила почти по прямой, от него к горизонту, так что упреждение ни к чему. Расстояние – метров двести-двести пятьдесят. Ерунда.

Он зацепил кольцом большого пальца струну тетивы, поставил комель в кулак, не отрывая взгляда от дичи, облизнул враз пересохшие губы, застыл, сливаясь с движениями цели. А потом резко выпрямил левую руку, одновременно оттягивая правую к уху.

Т-теиь! – струна больно ударила по запястью, на которое он не удосужился надеть браслет. Косуля ушла куда-то вниз, оставив на виду только рожки.

– Мимо… – холодной волной окатило тело разочарование.

И тут зверек неожиданно подпрыгнул, решив перемахнуть какую-то кочку. Стремительный штрих, рассекавший воздух, достиг ее тела, рывком швырнул вперед – косуля рухнула на снег, привстала, упала снова и больше уже не шелохнулась.