Александр Прозоров - Зеркало Велеса

– Заговоренные они все же, боярин, – опять перекрестился мужик. – Ей богу, заговоренные. Как бы прятались так долго, коли не заговоренные? А ну, перекинутые все же?

– Видишь, связанный один дергается? Оставь себе да пригляди, допроси с пристрастием. Коли обратно человеком станет, можешь кол осиновый в сердце забить, дабы не плодилась нежить всякая. А что тебе расскажет, через неделю поведаешь, как оброк в усадьбу привезешь.

– Ужель через неделю, боярин? – удивился Ерема. – Грязник же еще!

– Ты по сторонам посмотри, грешник. Какой же грязник, коли снег вокруг? Полузимник, считай, пришел – ноябрь по-христиански.

– Мы, боярин, с волками-то за скот боялись сильно. Сена совсем не заготовили…

– Ой ли, Ерема? Завсегда ты себе на уме был!

– Вот те крест, боярин! Вот же они, звери, нечто не веришь?

– Ладно, грешный, – вздохнув, махнул рукой Василий Ярославович. – Медом возьму.

– Дык, боярин… И в лес ходить было боязно… – Имея на руках неоспоримые факты «форс-мажора», старшина всеми путями пытался выбить хоть какую-то поблажку.

– Устал, верно, добрый молодец? – Андрей вздрогнул от неожиданности, но это была всего лишь девица. Та самая, с голубыми глазами и острым носом, что выглядывал из белого пухового платка, окаймляющего лицо. – Испей кваса домашнего. И благодарность за избавление от напасти прими.

– Спасибо… – принял ковш Зверев, но его руку тут же перехватил вездесущий Пахом:

– Не тому даешь, красавица. Боярин пить просил. Ему и неси.

Белый вывернул рукоять ковша из руки воспитанника, вернул селянке. Та, сверкнув взглядом, шагнула к Василию Ярославовнчу, но тут же оступилась и упала, пролив желтый квас на снег. Вокруг засмеялись над ее неуклюжестью, и девушка побежала к дому.

– Ты чего, дядька? – не понял Андрей. – Ничего не просил боярин!

– Неужто не уразумел? Приворотного зелья она принесла. Оттого и разлила. Не хотела старого, хотела молодого.

– Почему ты так решил?

– Дык, не на всех ведь принесла, тебе одному.

– Странно.

– Правда, странно… Как же она сама не догадалась, что заподозрят?

– А вы, молодые, вечно себя мудрее нас, стариков, мните. Да и ты ведь не догадался, барчук? Могло и получиться.

– А наказание за такие шутки у вас… У нас не полагается?

– Поди докажи, – пожал плечами Пахом. – Яду ведь нет, а прочее не проверить.

– А-а-а…

Наличие такого понятия, как презумпция невиновности, приятно удивило Зверева. Раз для обвинения ведьмы нужны какие-то доказательства, а не просто столб и куча хвороста – значит, здешний мир не столь уж и дик. Значит, тут и суды наверняка есть, понятия морали и аморальности. Не только меч и звание все решают.

– Все, хватит спорить! – повысил голос боярин, давая понять, что теряет терпение. – Бортничество прощаю, мед можете не везти. Но сено доставишь полной мерой. Сам же сказываешь, скота у вас ныне мало, вам излишки ни к чему. Убоины десятину скидываю. И все! Вторуша, волков забирайте, и по коням.

В усадьбе Андрей тоже стал героем номер один. В рассказах холопов об охоте как-то совершенно забылся кистень, и получилось, что барчук голыми руками задушил двух матерых зверей, причем оба хищника достигли совершенно невероятных размеров. И в прямом смысле: снятые шкуры Пахом растянул на стене амбара, и получилось, что каждая закрывает торцовую стену целиком. Бычка молодого в такую шкуру завернуть можно. Дворня смотрела на Андрея круглыми глазами. Ему было неудобно – но не станешь же каждому объяснять, что охотники, по извечной привычке, слегка приврали!

– В общем, Геракл по сравнению со мной – жалкий карлик, – сделал он вывод, укладываясь вечером спать. – Он всего лишь змей придушил, а я – волков. Интересно, а как у него было на самом деле?

Однако обещанной на завтра охоты он ждал с нетерпением.

В этот раз они снарядились на охоту всемером и без заводных. Помимо вчерашних холопов за добычей отправилась Ольга Юрьевна, прихватив с собой чернавую холопку, имени которой Андрей не знал. Да и поехали недалеко – на то поле, где Зверев через день с копьем под дубом упражнялся. Только отвернули не налево, к опушке, а вправо, да проскакали еще с полверсты. Там дубрава сменилась низким ивовым кустарником – видимо, летом тут было сыровато. Холопы начали прочесывать кусты. Боярин Лисьин придержал коня, Андрей сделал то же самое. Несколько минут – и вдруг из кустов через поле порскнул белый ушастый зверек.

– Давай, сынок… – позволил боярин, и Зверев отпустил поводья, пнув скакуна под ребра.

Заяц оказался еще медлительнее, нежели волки, Андрей догнал его за пару минут, но тут косой заметался из стороны в сторону. Первым ударом паренек даже промахнулся, но при второй попытке стал более внимательным и взмахнул рукой через секунду после того, как ушастый свернул в очередной раз. Белый комочек закувыркался по снегу – Андрей натянул поводья, повернул назад и на ходу, резко качнувшись вниз прямо из седла, подобрал добычу. Со вторым зайцем Андрей управился и вовсе с первого удара: помчался наперерез, а когда косой отпернул в сторону – сбил его кистенем.

Третьего пришлось ждать долго, почти четверть часа. Зверев расслабился, а потому проморгал момент, когда заяц выскочил из кустов. Тот успел промчаться метров сто, прежде чем охотник кинулся в погоню. Пять минут, десять… Горя азартом, Андрей начал заносить руку. Взмах! Косой внезапно скользнул под брюхо коню – Зверев попытался дотянуться до него там и… Наклонившись слишком далеко, вывернулся из седла, на всем ходу ухнулся на спину и но инерции прокувыркался по снегу вслед за конем метров пять.

– Проклятье! – Андрей поднялся на ноги, но скакун его, почему-то взбрыкивая ногами, скакал далеко справа, косой же, прижав уши, во весь опор мчался к дальнему лесу.

– Ловок шельмец, – остановился рядом боярин. – За что помилование и заслужил. Вот так и надо. Бороться нужно всегда, до конца. Даже если все безнадежно. Только тому, кто не сдается, Господь дарит свою милость. Ты как, не зашибся, сын?

– Ерунда, до свадьбы заживет, – повел плечами Зверев. – Зипун толстый – упал, как на подушку.

– Помаши матери рукой, а то беспокоится. Может, хватит охоты, пора дичь зажарить?

– Еще одного… Обидно ведь, прямо из-под кистеня ушел. Одного, хорошо?

– Сколько угодно, – расползлись у боярина усы. – Хоть двух.

Он нагнал немного успокоившегося серого, поймал за поводья, вернулся, подождал, пока сын сядет, и дальше они поехали стремя к стремени.

– Скажи… отец, – после неловкого молчания спросил Андрей, – я все понять не могу, почему часть дворни меня по имени-отчеству величает, а многие барчуком зовут или просто Андреем?