Владимир Перемолотов - Тень воина

— Ты не жмурься, не жмурься… В кота со мной не играй…

Волхв открыл глаза. Перед лицом висел княжеский кулак, а из него торчало черное перо.

— Гад, говоришь? А что ж ты его не одолел? Что ж ты только перья по карманам и можешь совать?

Увидев перо, Хайкин, словно и не с князем говорил, вдруг отшатнулся в сторону и ладонью по княжескому кулаку саданул. Князь, еще не понявший что случилось, охнул, разжал пальцы и перо, выскользнуло из них, упало на стол. Зашипев что-то по сарацински, волхв проворно взмахнул рукой, словно муху ловил, но не вышло у него. Неожиданно тяжело, словно превратилось в железо, перо шлепнулось на стол и раскололось на несколько частей. Хайкин, уже понимая что сейчас произойдет, дернулся назад, а вот князь, словно бес какой в спину толкал, наоборот — наклонился над ним.

— Белое было, — сказал он озадаченно. — Кто подменил?

Хайкин отвечать не стал — не до того было. Любопытство княжеское могло им обоим дорого стать. Осколки, что разлетелись по столу, в один момент каким-то непостижимым образом рассыпались порошком. Круторог перевел взгляд на волхва. От княжеского гнева уже и следа не осталось. Он смотрел, не понимая что происходит, а вот выпученные глаза волхва лучше всего говорили, что этот-то понимает, что тут творится.

А порошок на столе уже исходил черным, блескучим дымом, словно в сырой костер кто-то вдруг вздумал пригоршнями бросать золото. Князь заворожено смотрел на расточаемое незнамо кем богатство, а волхв вдруг заорал не своим голосом. Не заорал даже, а заблеял:

— Берегись, князь! Назад!

Стол вдруг ожил, изогнулся дугой.

Хайкин, словно предвидел это, обеими ногами отбросил его от себя и князя и, ударившись о стену, тот распался на куски, как будто изнутри его изъели жуки-древоточцы.

Князь сидел на месте, не зная, что делать. Если б сеча! Если б враги кругом да меч в руках! А вот волхв — этот сразу понял, что к чему. Не церемонясь, он вырвал из другого княжьего кулака кубок и запустил им в окно. Посыпались осколки. Они еще звенели, опадая на пол, как волхв уже стоял около окна и метал за оторванную раму куски, занявшегося веселым сиреневым пламенем стола во все горло крича одно только слово:

— Пожар!

Князь воспрянул духом.

Пожар! Пожар — это уже понятно. Оторопь соскочила с него, и он закричал, что было силы:

— Люди! Пожар!

Дверь тут же вынесло от мощного двойного удара, и в горницу мешая друг другу ввалились дружинники, что стоя у дверей, оберегая покой князя. Этим мгновения хватило, чтоб разобраться, что к чему. Вбросив ненужные мечи в ножны, они стали срывать со стен уже дымившиеся шкуры.

— Стол не трогать! — крикнул волхв, прервав сарацинское бормотание. — Со столом я сам…

На обычный огонь он внимания не обращал. Он хватал и выбрасывал дерево, оплетенное волшебными сиреневыми языками. Когда последний кусок улетел за окно волхв свесился вниз и прокричал.

— Песком его, песком… От стен оттаскивайте… Пусть сам выгорит…

Несколько мгновений он стоял, приглядываясь, как выполняют его приказ, потом повернулся к князю.

— Что это? — грозно спросил князь.

— Пожар, — устало ответил волхв, косясь на лавку. Князь намека не понял и снова спросил.

— То, что это пожар я и сам понял, без волховской помощи… Это что?

Он ткнул ногой в ворох шкур, что лежали прямо перед ним, как раз в то место, где только что стоял стол. Поняв, что разрешения не дождешься волхв сам уселся.

— Это? Это мне привет от твоего колдуна…

Княжеские брови поползли друг к другу, словно две тучи. Он услыхал в словах волхва скрытый упрек.

— Я перо от тебя получил…

— От меня ты белое получил, — поправил его Хайкин. — А принес какое? Черное?

Князь кивнуть не кивнул, но по глазам было видно, что согласился с волхвом и тот продолжил:

— Он мое колдовство пересилить не смог, а вот свое туда втолкнуть исхитрился…

— Черное?

Волхв засмеялся. Теперь-то, конечно, все это казалось смешным.

— Скорее сиреневое…

Князь не понял, и Хайкин совершенно серьезно сказал:

— Колдовство оно и есть колдовство. Цвет тут не причем…

Несколько мгновений князь молчал, приводя мысли в порядок, а потом спокойствие соскочило с него, словно крышка с вскипевшего котелка:

— Хайкин! Ты найди его мне! Найди!

… Теперь луна не казалась ему безразличным рыбьим глазом. Волчий вой, что изредка долетал до него с темной земли, живо напоминал об опасностях, стерегущих его там. И слава Богам, что только там! Небо вокруг было пустым — даже звезды исчезли, залитые небесным светом, зато внизу все было видно как на ладони. Первое время он держался глазами за дорогу, боясь заблудиться, но потом осмелел и стал посматривать по сторонам. Если небо, в котором он был единственным путником, дремало, то земля спала. Если днем она просто пустыней, то ночью она гляделась пустыней безжизненной — не было там ни огней, ни городов. Напоминанием о богатстве этого края серебром блестела в темноте листва деревьев, да и сама луна трижды драгоценным слитком отразилась в огромных озерах, что промелькнули под ним.

Светлая лента дороги, словно отражение млечного пути, плавно изгибалась среди блестящей черноты леса, пролегла между ними.

«Как найти? — подумал Игнациус, — Как подойти, чтоб не спугнуть?…»

Мысли, конечно, не бежали, перепрыгивая друг через друга, но суета там какая-то наблюдалось. Слишком много зависело от первой встречи.

Конечно, самое простое — сказать Слово послушания, но что-то глупее этого было трудно придумать. Митридан, когда придет на встречу с этим оборванцем обязательно почувствует, что тот находится под заклятьем. Нужно было придумать что-то иное, что не насторожило бы хитрого колдуна. Только что? Пока в голову ничего путного не пришло. Ладно. Завтра утром что-нибудь придумается. Ночь — хорошая советчица.

Реку он увидел издали и сразу узнал место — две березы и елку, что торчали около брода, он хорошо запомнил.

Над знакомым местом он снизился. Темноты внизу не было, и он сразу нашел поляну. Пустую поляну. Теперь на ней не было ничего, кроме крови и следов, оставленных людьми и лошадьми. Князь, или кто он там был, забрал с собой всех. Даже песиголовцев.

— «Аккуратен, — подумал Игнациус. — Дальновиден. Головой думает, не сердцем… Все себе в заслугу поставит…»

Он князя отлично понимал. Оставь он их тут — завтра же кто-нибудь увидит и слух пустит, что кругом песиголовцы тысячами. От этого жизнь в округе замрет, купцы товары попрячут и шкуру драть княжеским сборщикам будет не с кого… А привезет их с собой на чей-нибудь двор, вывалит на обозрение — так сразу он и победитель песиголовцев и спаситель этого медвежьего угла. И купцам — никакой помехи… Пусть ходят где хотят, ездят, двигают золото из одного конца державы в другой…