Лорел Гамильтон - БОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОСТУПКИ

фута со звездой на конце.

Она походила на волшебную добрую фею из фильмов. Когда-то она была

костюмером в 40-ых годах, поэтому, когда дикая магия нашла ее и

выполнила ее желание, одежда осталась для нее важной. Никто не знал

правду о том, как она получила магию. За прошедшие годы она рассказала

далеко не одну версию. Каждая версия была все более и более героической.

Последняя история была о спасении детей из горящего автомобиля, кажется.

Она махнула палочкой по комнате, как королева скипетром. Но когда

палочка показала на нас, не было привычного покалывания магии. Что

бы ни было в Гилде иллюзией, палочка была реальной. Это было

мастерство фейри, но кроме этого никто ничего не смог бы сказать, откуда

появилась палочка. Волшебные палочки очень редко у нас встречаются,

потому что мы не нуждались в подобных вещах.

Когда исполнилось желание Гилды, она не поняла, что почти все, что

она захотела, подчеркивало ее фальшивость. Ее волшебство было

достаточно реальным, но способ его проявления был сказочным, но не

магией волшебной страны.

— Подойди ко мне, маленькая, — сказала она, и Сладкая Горечь полетела к

ней. Какое бы ни было заклинание принуждения в ее голосе, но оно было

сильным. Сладкая Горечь скрылась в ее золотых локонах, потерявшись в

слепящем свете. Гилда повернулась, словно собиралась выйти из

комнаты.

— Простите, Гилда, но Вы не можете забрать нашего свидетеля. — Сказала

Люси.

— Я — ее королева. Я должна защитить ее.

— Защитить от кого? — Спросила Люси.

Отблески одежды мешали рассмотреть лицо Гилды. Мне показалось,

что она выглядела раздраженной. Ее изогнутый луком рот недовольно

искривился. Ее совершенно синие глаза сузились, окруженные длинными

искрившимися алмазными блестками ресницами. Когда я последний раз

ее видела, она была покрыта золотой пылью от ресниц до облегающего

вечернего платья. Гилда всегда была золотистой, но это менялось с ее

одеждой.

— От полицейского преследования, — сказала она, снова поворачиваясь

уходить.

— Мы не преследуем наших свидетелей, — сказала Люси.

— Кажется, ты спешишь уйти, Крестная, как будто не хочешь, чтобы

Сладкая Горечь говорила с полицией.

Тогда она вернулась, и даже сквозь ее глупо сверкающее окружение

было видно, что она сердита.

— Ты никогда не был вежлив, брауни.

— Однажды он тебе достаточно понравился, Гилда, — сказал он.

Она покраснела, как могут краснеть блондины или рыжеволосые люди

— полностью, вплоть до кожи под волосами.

— Полиция не позволила бы мне привести всех своих людей сюда. Если бы

Оберон был здесь, ты не посмел бы говорить мне такие вещи.

— Oберон? Кто такой Оберон? — Спросил Холод.

Она, глядела на него, нахмурившись.

— Он — мой король, мой супруг. — Ее глаза снова сузились снова, но выглядело

это так, словно она косила. Я задалась вопросом, не были ли алмазные

блестки достаточно яркими, чтобы мешать зрению. Она вела себя так, словно мешали.

Ее лицо внезапно смягчилось.

— Смертельный Холод. Я слышала, что ты в Лос-Анджелесе, я ждала, что ты

посетишь меня. — Ее голос внезапно стал сладким и дразнящим. В ее голосе

был оттенок силы, но эта сила окатила меня, как море камни. Не думаю,

что так сработали мои усиленные щиты. Скорее всего, это заклинание

принуждения не было предназначено мне.

Она развернулась и проговорила:

— Мрак, Мрак Королевы, ныне живущий на нашей прекрасной земле. Я

надеялась, что вы оба будете платить моему двору. Так давно я не видела

подобного от фейри. Мне бы очень хотелось, чтобы вы посетили меня.

— Твое волшебство не действует на нас, — сказал Дойл своим глубоким

голосом.

Она вздрогнула, ее корона, платье и блестки рассыпали по комнате

радужные искры.

— Подойди, встань здесь и скажи это мне своим глубоким голосом.

— Она оскорбляет тебя. — Сказал Холод.

— Больше, чем мы, — сказал Дойл.

Я глубоко вдохнула, медленно выпуская воздух и продвигаясь мимо

полиции. Мои мужчины двигались со мной, и я чувствовала, что Гилда

искренне думала, что это ее заклинание действует. И теперь мы поняли,

что то, что она сделала со Сладкой Горечью, и что она попыталась сделать

с моими мужчинами, помогало подчинять ей других низших фейри. Если

ее волшебство и принуждение лишали возможности выбора, то это было

плохо.

— Вы оба идете ко мне, как изумительно, — сказала она.

— Я что-то упускаю? — Спросила Люси, когда я проходила мимо нее.

Я шепнула:

— Это своего рода состязание.