Андре Нортон - Волшебница Колдовского мира

Поэтому набег не стал для меня такой уж неожиданностью. Будь у меня прежняя Сила, я обвела бы племя защитным кругом, прежде чем убежать. Я взяла бы с собой Вахаи, если бы она согласилась, и я с сожалением вспоминала об Аусу. Но среди других членов племени не было никого, кому я была бы обязана, кого я должна была бы защитить.

Извивавшаяся тропа неожиданно вывела меня к более широкой дороге, пересекавшей мою под углом. Я подумала, что под снегом лежит дорога, ведущая к мысу, и свернула на неё. Вапсалы, в случае победы в сражении, могут искать меня с собаками. Поскольку я оказалась плохой пророчицей, меня могли бы преследовать из мести, но никак не для того, чтобы вернуть меня к себе. Но даже если собаки приведут их сюда, осмелятся ли они последовать за мной в сторону запретных руин.

Буря усилилась. Ветер не давал идти, пелена снега закрывала всё вокруг. Нужно было скорее отыскать какой-нибудь кров, иначе я упаду и буду занесена снегом. Скверный конец!

По обе стороны дороги тянулся кустарник с какими-то тёмными пятнами между ними. Подойдя поближе, я обнаружила, что это кучи камней — остатки каких-то построек. В одной из таких куч нашлась впадина, и я вползла в неё. Она оказалась чем-то вроде пещеры, образованной несколькими упавшими стенами. Здесь я почувствовала себя в относительной безопасности, и снежный занавес скрыл меня там.

Время и ветер нанесли в пещеру множество сухих листьев. Я вырыла себе в них гнездо и набросала на себя для тепла листьев сверху. Затем я развязала свёрток с травами Утты, сжевала горсть сухих листьев и заставила сознание уснуть.

Это не был настоящий сон, я не решилась бы на него в таких обстоятельствах, но всё же он был сродни ему. В таком состоянии я почти не ощущала холода, что было само по себе достижением, поскольку такой холод мог вызвать сон без пробуждения.

Я сознавала, что лежу в темноте, но это не имело значения, я будто бы вся собралась в крошечную частицу, предоставив телу спокойно дожидаться конца урагана.

Сна не было, но не было и размышлений, так как я хотела, чтобы разум мой отдохнул, к тому же активность мыслей могла бы разбить чары, поставленные мной, как барьер от Зла. Это было длительное и терпеливое ожидание; тот, кто долго прожил в Обители, знает, как стойко нужно держаться в подобном состоянии.

К утру ветер ослабел. Ко входу моей норы нанесло целый сугроб снега, так что снаружи почти ничего не было видно, но всё-таки было ясно, что буря прекратилась.

Я вылезла из своего гнезда и достала немного сушёного мяса, растолчённого и спрессованного с ягодами. Набив рот этой плотной массой, я надела заплечный мешок и вышла.

Линию старой дороги отмечали только верхушки кустарника, торчавшие из снега. Пробираться к дороге по сугробам было крайне утомительно. Я запыхалась и устала, но, к счастью, вскоре мне удалось всё-таки выбраться на дорогу. Несмотря на усталость, я хорошо представляла себе в какую сторону я должна идти, и я пошла, если можно назвать ходьбой то, что я проделывала — я скользила, спотыкалась и падала, еле продвигаясь вперёд.

И тут я чуть не погибла. Хорошо ещё, что лёд и снег, измучившие меня, помешали и моему врагу. Айлия, намеревавшаяся вонзить мне охотничий нож в спину, поскользнулась, и мы обе скатились в сугроб. Я выбралась из него как раз вовремя, чтобы встретить её нападение и суметь выбить нож из её руки, а в следующий миг — и вообще сбить её с ног. Нож пропал в глубоком снегу, но Айлия бросилась на меня с голыми руками, царапаясь и кусаясь, и я защищалась как могла.

Хороший удар по голове снова уложил её, и на этот раз я упала на неё коленями и держала, а она плевалась, визжала и скалила зубы, словно бешеный дикий зверь.

Я собрала остатки своей воли и все познания и направила их на неё, и она в конце концов успокоилась и лежала тихо, но в глазах её горела неукротимая ненависть.

— Он умер! — сказала она, и слова её прозвучали обвинением. — Ты убила его!

Неужели Айфинг так много для неё значил? Я была даже удивлена. Видимо, я всю жизнь полагалась на мысленную речь и не научилась судить о людях по другим признакам, как судят те, кто не имеет способностей к мысленному общению. Я-то думала, что Айлии нравится её место второй жены, даже можно сказать — почти первой, а не сам вождь. Значит, я ошибалась в Айлии, и настоящая скорбь погнала её выследить ту, которая, по её мнению, была виновата в смерти её мужа в большей степени, чем воин, метнувший в него топор.

Ненависть глуха ко всему, и если Айлия перешла границу, где её разума могла достичь моя логика, то я оказывалась в весьма затруднительном положении. Я не могла ни убить девушку, ни оставить её здесь. Возвращаться в племя я тоже не собиралась. Оставалось единственное, очень неприятное решение — идти дальше с нежелательной пленницей…

— Я не убивала Айфинга, — сказала я, стараясь подействовать на её сознание.

— Ты виновата. Утта была щитом, она правильно предсказывала. Он думал, что и ты будешь делать так же. Он надеялся на тебя.

— Я никогда не говорила, что у меня власть Утты, — сказала я. — Мне не оставили выбора…

— Ну да! — воскликнула она. — Ты хотела уйти от нас, вот ты и вызвала рейдеров, чтобы скрыться самой, пока они пускают в ход мечи! Ты — чёрное существо Тьмы!

Её слова резали меня, словно острый кинжал. Я всего лишь хотела убежать из племени. Неужели я бессознательно предала их? Ведь я действительно советовалась с рунами только про себя одну, и пренебрегла интересами племени? Динзиль служил Тьме, и, наверное, под его влиянием я слишком близко подошла к таким поступкам, из-за которых могла бы стать проклятой навечно. Неужто на мне осталось пятно, и оно подтолкнуло меня к такому решению, в каком обвиняет меня Айлия? Я была так счастлива, обретая вновь свою Силу — для собственной выгоды, как я теперь выяснила. А в этих делах существует равновесие. Дар, употреблённый во зло, становится злом сам и растёт как снежный ком, так что в конце концов нельзя уже призвать добро — приходит только нечто, искажённое Тьмой. Неужели я до сих так искалечена, что все мои поступки всегда будут вредить другим?

Но ведь имеющий Силу вынужден пользоваться ею. Это естественно, как дыхание. Когда я была лишена Дара, я была призраком, оболочкой, идущей по жизни, не чувствуя и не касаясь её. Чтобы жить, я должна была стать собой, должна была иметь то, что дано мне от рождения. Но что, если это делает меня чудовищем, несущим с собой осколки Тьмы?

— Я хотела быть свободной, — сказала я ей. Я как бы искала ответ и для себя, и для Айлии. — И я могу поклясться Тремя Именами, что не замышляла вреда ни себе, ни твоему народу. Утта держала меня в плену даже после своей смерти, благодаря своим заклинаниям, и только недавно я сумела разбить её чары. Ты сама подумай: если бы тебя захватили рейдеры и держали в Лагере как рабыню, разве ты не воспользовалась бы случаем, попавшим тебе в руки? Я не призывала на вас врагов и никогда не имела ясного предвидения, как Утта. Она не научила меня этому. Перед самым нападением я спрашивала руны и предупредила его.