Юлия Сергачева - Элемент движения

Маг справился с гиппогрифом. Поднял руку, растопырив пальцы. Возле них заклубилось голубоватое мерцание. Воздух мигом стал сухим и горьким, будто на Пустошах, — из него выкачали практически всю влагу.

Закашляли люди и животные.

Камни, которыми была вымощена площадь, внезапно стали темными, мокрыми, а потом сразу же гладкими, словно облитыми лаком. Лед, взявший их в оболочку, не успел даже помутнеть.

Брюс почувствовал, как земля уходит из-под ног, заскользил, тщетно перебирая ногами, повалился на бок и юзом проехал шагов двадцать. Затормозил лишь вцепившись в скатки рыбачьих сетей, наваленных грудой.

Впрочем удержаться на месте не удалось почти никому на площади, даже ученикам магов, чьи лошади спотыкались, пытаясь устоять. Лишь гиппогриф впился передними когтями в булыжники и балансировал крыльями.

Брюса швырнуло к стене дома, словно прибоем о скалу припечатало. Он обернулся, задыхаясь. Закованный в латы маг неумолимо приближался.

Железо отторгает любую магию. Пытаться заколдовать защищенного латами мага бессмысленно. Но можно попробовать сбить с толку гиппогрифа…

Брюс, плохо осознавая, что творит, поднялся на ноги, прижимаясь спиной к стене дома, и прищурил глаза. В памяти поплыли строки полузнакомой книги… Сразу находились нужные слова, они горели алым…

«Это боевые заклятия! — зарокотал дядин голос. — Не смей даже смотреть на них! Иначе они сами выжгут в твоей памяти свою волю…»

Заломило переносицу. Ощущение близкой силы было горячим и слегка болезненным, словно носом пошла кровь. Качнулось все вокруг.

Через щель над забралом шлема Брюс хорошо различал глаза мага. Они вдруг расширились. И в следующее мгновение маг ударил шпорами гиппогрифа, вынуждая его взлететь.

И вовремя.

Потому что началось столпотворение. Люди закричали в страхе и побежали прочь с площади, дома вокруг которой внезапно сошли с ума и зашатались, будто тоже пытаясь сойти со своих мест.

Это было неимоверно жутко. По стенами потянулись черные змеистые трещины. Кое-где фундаменты высунулись из земли. Булыжники выворачивались из кладки, а под ними что-то набухало, шевелясь.

Из одного такого бугра показалась костлявая конечность мертвеца.

Брюс, спохватившись, тоже ринулся прочь, пока ученики магов пытались совладать со своими скакунами, пока охранники Элии защищали ее от паникующей толпы, пока гиппогриф тяжело кружил над всем этим бедламом, не решаясь приземлиться…

Рядом глухо треснулось о взъерошенную мостовую и разлетелось крошевом острых осколков ледяное ядро. Потом еще одно. То ли мастер-водяной пристреливался, то ли ученики его палили куда попало. Но Брюс уже нырнул в подворотню…

Стогоры — очень старое селение. Его возвели еще в те дикие времена, когда считалось, что для прочности строений нужно под каждый дом положить по жертве. Чаще всего — человека.

Похоже, ненароком Брюс таки поднял всех окрестных покойников, как и грозился Элии.

ЧАСТЬ 2

Земля есть плоть и семя. Стабильность. Зарождение. Может сковать, а может придать новых сил. Также это шанс увязнуть, замутить ясную цель, либо, напротив, обрести твердую уверенность. Символ — плод. Чаще орех, совмещающий одновременно твердую оболочку и тягу к жизни ядра.

Казалось, еще только недавно он вышел из дома, а уже стемнело. В пожарной вышке бьется свет, словно в мутном фонаре.

В окошках тетки Софии тоже горел свет. Словно в чаду, Брюс вытащил из-за пазухи сильно помятый пучок розмарина и постучал в дверь.

— А, Брюс! — черный силуэт, выросший в залитой сиянием раме, разросся до самых небес. — А я уж думала, ты и забыл… Ах, досада какая, а я без розмарина приготовила, обошлась эстрагоном… Ну да в следующий раз… Ты заходи, заходи!

Брюс попятился. Из дома, из-за спины тетки Софии, что-то пробасил голос ее мужа. Она отмахнулась.

— Брюс? Ты чего это? Выпил?

Юноша развернулся и поплелся прочь. Удивленные возгласы впивались в спину, как ледышки. У него все еще изрядно шумело в ушах, а сил осталось только на то, чтобы просто передвигать ноги.

До сего дня Брюс не осознавал, что может натворить, не желая того. Не зря некромантов истребляют без жалости по всем Державным землям.

— Эй! — Тень легла поперек пути, отделилась от дороги, вытягиваясь вверх.

В сумерках и не разглядишь толком дымчатый силуэт.

— Тебе не стоит возвращаться домой.

— Привет, Дьенк.

— Там чужие люди.

— Да мне, собственно, некуда идти.

— Придумай что-нибудь!

— А зачем? С чего я стану прятаться? Если уж этой сумасшедшей так нужен этот рисунок, я отдам его, пусть подавится своей оплатой. У меня тут дом и налаженная жизнь, не хочу сдохнуть на Пустошах.

«И самое главное — тут Айка», — мысленно присовокупил Брюс.

— Ты все еще не пришел в себя? — Дьенк озабоченно пытался заглянуть в лицо. — Кто тебе позволит просто жить после того, что ты сегодня натворил на рынке?

— Это не я! — вяло отперся Брюс. — Оно само. Или маги постарались.

— Там все еще отлавливают вылезших мертвецов. Народ под сильнейшим впечатлением. Да и маги.

— Ты-то откуда знаешь?

— Я был там. Вместе с Элией… Она тоже… впечатлилась.

— А я думал, ты отправишься на поиски своего владельца.

— Я хотел… Но, понимаешь, мне, как ты сказал, некуда идти. Я не знаю направления, в котором надо начинать поиск. Я мало что помню и ничего не знаю о том, что происходит сейчас. У меня нет никаких предчувствий и озарений, кроме… Во всем мире я знаком только с вами двоими. Я даже чувствую к нам некоторую привязанность… Может, это кровное чувство? У тебя не было предков, которые воевали здесь?

— Вряд ли. Мои родичи все с другого края света. Кажется.

— И Элия никого не вспомнила… — удрученно признался Дьенк, огляделся и всполошился: — Ты куда?! Нельзя тебе домой!

С основной дороги Брюс сошел, но тропинка все еще вела к его дому на окраине.

— Там вывараны, — угрюмо напомнил Брюс. — Я не могу сбежать и бросить их запертыми. Да и вещи забрать надо…

— Какие вещи?!

Брюс отмахнулся и повернул. Чуть дальше в склоне пригорка имелась одна из многочисленных трещин, ведущих в пещеры. Их никогда не заметишь снаружи, да и изнутри не сразу. Но владелец обычно осведомлен обо всех тайнах своего жилища.

Это только о том, что творится в их собственных головах, люди имеют весьма поверхностное представление, хотя искренне уверены в обратном.