Анна Гаврилова - Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)

— Словен?

— Ну ты же видишь! — отозвалась она.

— Сирота? — не унимался корабельщик.

Добря бросил быстрый взгляд на старуху, женщина истово кивала. На всякий случай он и сам закивал.

— Хорошо. Иди сюда.

Работники, что только-только убрали мостки, с явным раздражением вернули их на место. Добря зайцем промчался по качающимся доскам, резво прыгнул на палубу. Скользнул взглядом по лодье: с каждого бока по нескольку скамей для гребцов, посередине массивная мачта, под ногами влажные, чистые доски. Народ на корабле хмурый, отовсюду летят настороженные взгляды.

Человек в смешной шапке был уже здесь.

— В Киев? — прогремел он.

— Ага… — выдохнул мальчик.

— Ты здоров?

Не дожидаясь ответа, человек ухватил Добрю за подбородок, заставил показать зубы, пристально осмотрел с ног до головы. А пощупав руки, заключил:

— Из тебя вырастет сильный мужчина.

Добря тут же оробел, уголки губ предательски поползли в стороны. Человек же обернулся к старухе, рука взметнулась вверх. Женщина ловко поймала брошенную монету. Мальчик видел, как меняется лицо горожанки: мгновенье назад каждая морщинка светилась восторгом, а теперь счастье стекает с ее лица, медленно и неотвратимо.

— Почему так мало?

Человек в смешной шапке ответил с легкостью, присущей только удачливым купцам:

— Он дитя. Его ещё кормить и растить.

— Но это словен! — возмутилась старуха. — Словенский люд в Шаркиле жалуют поболе других!

— Если б он девкой был — то да. Мужской пол ценится ниже. Да и работник из него пока не важный. Мал ещё. Хлипок.

— Обманщик! — В голосе старухи прозвучала горькая обида, на глаза навернулись слезы.

Корабельщик пожал плечами:

— Хочешь заработать больше? Тогда на следующий раз девку готовь.

Добря пошатнулся. И упал бы, если б его не подхватили крепкие мозолистые руки.

Мальчик открыл рот, намереваясь закричать, но его тут же заткнули. Запястья обожгло, следом огрели по голове.

— Эй, полегче! — сказал корабельщик в смешной шапке. — Не покалечьте товар. Руки уже связали? Ноги, пожалуй, не нужно. Все одно никуда не денется.

— А если… — пробасил один из помощников.

Купец посуровел, гаркнул:

— Бросьте пока тут. Сейчас из Русы выйти надобно, после в трюм перенесете.

— А ежели его кто увидит и узнает?

— Пусть видят, скажем, наш раб. А узнать… да кто же его узнает? Мальчишка-то не здешний, на одежду глянь. К тому же сирота. Эта старуха никогда не врет.

Добрю швырнули в сторону. И хоть удар о доски был не сильным, перед глазами заплясали разноцветные круги. Мальчик попытался закричать, но тряпица во рту душила все звуки.

Лодья мерно покачивалась, ветер бил в бок, тщетно силясь перевернуть судно. Весла упали на воду с громким плеском. Ошалевший пленник замычал, тут же получил несильный пинок от одного из гребцов. Кормчий крикнул готовить парус, к мачте тут же метнулись двое.

— В путь! — торжественно крикнул человек в смешной шапке. Лодью будто что-то толкнуло, после ещё раз и ещё.

Приподняв голову, Добря видел, как удаляется берег, как отодвигаются, мельчают домики и крепостная стена Русы.

За свистящими порывами ветра мальчику послышался крик, грудной, надсадный:

— Добродей!

После ещё раз и ещё. А после — обеспокоенный голос одного из корабельщиков:

— Слышь, на берегу кого-то зовут, ищут. Может, нашего?

Человек в смешной шапке не ответил, сам вглядывался в берег. И хотя Добря видел только спину купца, понял — нервничает. Будто подслушав мысли пленника, человек повернулся, беззаботно махнул рукой:

— Даже если и так, кто его теперь найдет!

— А если старуху допросят? — буркнул кто-то.

— Ха! Так она и созналась! А свидетелей не было.

И снова голос с берега, но теперь он прозвучал очень громко:

— Добродей!

Душа мальчика дрогнула, дыханье оборвалось… Этот голос узнает из сотен других.

— Добродей!!!

В сильном, удивительно красивом голосе Вяча слышалось отчаянье ильменских чаек.

— Сынок!!!

Пленник дернулся, попытался вскочить на ноги. Ответить отцу все равно не сможет, но хотя бы взглянуть напоследок. Новый удар отшвырнул к мачте, неудачно развернувшись в полете, Добря впечатался плечом и взвыл.

— Сиди тихо, — прошипело над головой.

— Эй! Там лодка! — крикнул кормчий.

— Отойдет! — прорычал купец. — Ох уж эти рыбаки…

— Нет, ты не понял! Она идет наперерез!

И купец, и гребцы грохнули. Даже Добродей понял — лодья против лодки, что волк против новорожденного щенка, сомнет и не заметит. Но кормчий почему-то беспокоился…

— Да ты чего? — сквозь смех простонал купец.

— Одноглазый! Лодкой правит одноглазый!

— И чего?

— Да ничего! — В голосе кормчего зазвучал ужас. — Про него от самой Алоди молва идет!

Хохот оборвался резко, будто кто-то перерезал звонкую струну. Плеск за бортом стих, весла зависли в воздухе.

— Какая ещё молва?

— Дурная, — будто из могилы, отозвался кормчий. — Он не просто колдун… Самому навьему владыке служит…

— А… а от нас что нужно? — дрогнув, спросил купец.

Добродей кожей почувствовал десятки взглядов, по спине побежал мороз. Пленник задрал голову, пытаясь взглянуть в лицо кормчему, и даже издалека понял — этот взгляд не сулит ничего хорошего.

— Видать, мы забрали его добычу…

Голос купца сделался подозрительным:

— Уверен?

Кормчий кивнул, ткнул пальцем в Добродея:

— Мальчишку нужно отдать Одноглазому. Иначе тот подводному владыке пожалуется, и беды не миновать.

— Не слишком ли дорогая плата… — насторожился купец.

— Отдать… — процедил кормчий, белея от страха.

Тут же со всех сторон послышались одобрительные возгласы и ропот: дескать, скупость до добра не доводит, с подводным властелином спорить негоже.

— Развязать! — крикнул купец, нервно поправил смешную шапку.

Один из гребцов, бросив весло, метнулся к Добродею.

— Нет-нет! — откликнулся кормчий поспешно. — Так отдать нужно! Ежели утопнет — считай, самому владыке и вернули, ведь и князья не брезгуют принимать долги за своих людей. А главное, Одноглазого от погони отвлечем! Ой, не хотелось бы мне с ним нос к носу встречаться!

— И то верно, — сказал купец и скомандовал зычно: — За борт!

Добрю подхватили в тот же миг. Спотыкаясь и бранясь, корабельщик тащил пленника к краю. На помощь ему поспешил ещё один. Вместе взяли за руки и за ноги, раскачали и швырнули в реку.