Наталья Соболева - Пламя и пепел

Еще вчера она поняла, что что-то не так — когда он сказал ей, чтобы она оставалась дома, и ушел на эту злосчастную встречу сообщества один. Он сказал это с сожалением, да и причина на то была — их собака, Джеки, болела уже третий день, и они старались не оставлять любимицу одну. И, может быть, ему действительно было грустно весь вечер, а она зря устроила «разборки», потому что Айви лишь по случайности оказалась рядом с ее мужем в кругу? Но нет, что-то подсказывало ей, что все происходило совсем не так. Он уж очень быстро попрощался и исчез, и чего-то не хватало в его взгляде, будто вынули кусочек из мозаики, думала Джен — просто вчера они договорились, что Стив под каким-нибудь предлогом уйдет из дома, а костра-то и вовсе не было… общего костра…

Я заинтересовалась происходящим, и эта сцена уже не казалась навязанной мне. Немного напрягла свое внутреннее зрение и увидела, как над головой Стива вьется легкий, только мне заметный дымок темных мыслей, завивается в узкую струйку и плывет прямо к Дженнифер, не сумевшей молча проглотить обиду… Я попыталась заглянуть в те его мысли и ощущения, что лежали сейчас на поверхности, не слишком надеясь сама на себя.

Я видела четко — снова как в кино, и даже удивилась этому. Не все угадала Дженни — собрание у костра все же было, горячее обсуждение, доводы и аргументы, а потом — тягучие песни под перебор гитарных струн, долгие взгляды… Стив и Айви ускользнули из круга чуть раньше, чтобы поддаться той самой свободной любви. Сколько в ней было свободы, а сколько обмана, решать каждый будет сам. Смешанными с приятными воспоминаниями о страстной Айви были раздражение и злость от того, что он так глупо вляпался — да и было бы из-за чего. Он и сам не совсем понимал, к чему решил позволить себя втянуть в скользкую историю, роман на стороне. Да это и романом-то сложно назвать, ведь и был-то всего раз, без лишней предыстории и романтики. Просто в какой-то момент он прочел ее взгляды, правильно прочел, без всяких там слов. К чему слова между единомышленниками. А вот Дженни никак не сможет его понять.

Если б я могла сама на себя взглянуть, наверное, я увидела бы на своем лице огромную саркастическую ухмылку. Однако я отвлеклась — а Дженнифер уже не могла ждать хоть сколько-нибудь правдивого ответа от Стива, не говоря уж об извинениях, ее сила воли сдавала — и по щекам побежали слезы, все тело вздрагивало от громких рыданий. Стив, морщась, повернулся к ней, лихорадочно пытаясь хоть что-то придумать, чтобы прекратить это. Я почти физически ощущала, как накапливается, нарастает в помещении энергия — казалось, ее можно было пощупать, даже не имея тела.

Вдруг я заметила, что та же серая дымная нить, что у Стива, теперь клубится и извивается над Дженнифер. Вот она резко выросла в настоящую темную тучку — видно, запас терпения иссяк, обида и растерянность мгновенно переродились в злобу, словно в раковые клетки. Я видела, как Дженнифер, размахивая руками, надломленно кричала что-то Стиву, как он выкрикивал что-то обидное в ответ. Лица их стали напряженными, казалось, они вообще не способны улыбаться. Но их слова меня больше не интересовали — я наблюдала за тем, как нарастали, буквально пухли черные тучи над их головами, как они соединились в одну — и, оторвавшись от разбитой пары, вылетели в окно, тяжело покачиваясь и посверкивая маленькими молниями-искрами. В этот момент, резко развернувшись, Дженнифер вылетела из комнаты, распахнула входную дверь и сбежала по ступенькам крыльца.

Потрясенная, я никак не могла опомниться. Мне и в голову не приходило, что однажды я смогу увидеть такое собственными глазами — и в такой невероятной ситуации. Не в горном ущелье, где выходит из берегов река и начинается сход сели, не в горящем от торфяных пожаров лесу, нет — на простой кухне обычного дома, принадлежащего семье из двух человек. Треснувшей пополам семье — и все же.

Те же тонкие струи серого тяжелого дыма, но приобретшие ужасающую массу, атаковали меня на озере Леман. Это с ними я боролась всю свою жизнь, ради их уничтожения умирала столько раз. Мысли разбились на множество осколков, и каждый больно ранил.

Я почувствовала, как все вокруг снова накрывает тяжелая, неестественная темнота — и мне захотелось кричать. Кричать, пока не исчезнет голос, пока не истаю я сама. Я не выдержу следующего, я не могу и не хочу, не хочу, слышите?

Некому было выслушать меня, неоткуда было прийти ответу. Несколько тоскливых и тянущих, как боль, мгновений темноты — и снова свет. У тех, кто подготовил для меня этот утомительный «парад-алле», явно все в порядке было с фантазией — на сей раз я оказалась в лесу. В темном хвойном лесу с редкими лучиками солнца, едва просачивающимися через густые лапы елей. Почти сразу меня оглушил громкий хохот, и я почувствовала, что двигаюсь на звук. Что ж, хоть кому-то здесь весело. Неужели мои похитители для разнообразия решили показать мне вечеринку, а не предательства и смерть? Навряд ли. Однако едва я оказалась на той самой поляне, откуда доносился смех, стало понятно, что радоваться и нечему.

На утоптанной траве, в опасной близости к древней, высокой и кряжистой сосне, горел костер. Повсюду были разбросаны бутылки из-под пива и водки, пустые сигаретные пачки и куски упаковочной бумаги.

— Гер-рхард, и-ой, что ты там коп-паешься, — едва справляясь со словами, выговорил один из отдыхающих, — В лесу веток не м-можешь найти, эт-то только у тебя получится.

— Иди ты, — не слишком радостно ответил тот, — вон Петера попроси, или оторви уже свою собственную задницу.

— Да Петер занят, — хихикнул парень, глядя, как Петер проворно забирается под футболку симпатичной блондинке, а та в ответ улыбается ему страстной и коварной, как ей казалось в пьяном угаре, улыбкой. Мне было противно до тошноты. Какого черта я должна смотреть на все это? Если б могла, я бы сплюнула.

Из лесу, наконец, вышел Герхард, которого откомандировали за хворостом для костра. В руках он нес несколько веток, которые, судя по всему, отломал прямо с деревьев. Неловко прижимая к себе ветки — ведь он столько трудился, чтобы добыть их! — он нетвердыми шагами приближался к костру.

— А-а-а-х ты, чтоб тебя, — , зацепившись за собственные шнурки, Герхард растянулся-таки на земле и рассыпал свою драгоценную ношу. Я мысленно ахнула — ветки упали как раз между костром и высоким деревом. Они заискрили, задымились — теперь уж ясно, парень отломал их, не утруждая себя поиском настоящего хвороста — но через секунду по ним все же побежало пламя.

— Марк, собирай шмотьё и беги!

Это все, что они могли — бежать.

Во мне закипала злость. Не иначе, такова природа людей — бежать от ответа за свои поступки. Бежать от себя, от всех, от загубленного небрежением огромного древнего леса. Мы разъезжаемся подальше от загрязненных рек и полей, где закопаны радиоактивные отходы человеческих экспериментов. Я не знаю, кем больше я ощущала себя сейчас, человеком или вечной сущностью, надстройкой над этой неразумной ойкуменой — но чувство стыда, отвращения и брезгливости не становилось меньше.