Елена Кочешкова - Болтливые куклы

Стефан посмотрел на меня с нескрываемой насмешкой, но спорить не стал.

— И чего? — спросил он вместо этого. Я смотрена непонимающе. — Что с нем не так? Сломался?

— Нет! — я даже испугалась такой страшной догадки. — С ним все хорошо. Только… Стефан, а вы не могли бы сделать для него… протезы?

Он приподнял бровь. Удивился.

— Вообще-то я думал об этом, — услышала я неожиданное признание. Стефан вытряхнул на ладонь необычно темную, коричневую сигарету из мятой пачки. Медленно закурил. Я обратила внимание, что руки у него аккуратные, с ровно постриженными ногтями. Кукольник выдохнул дым в открытую форточку, расположенную низко, как раз на уровне его головы. — Думал. Но как-то не сложилось. Сначала никак собраться не мог, а потом и вовсе другие дела закрутили.

Он курил красиво, вдумчиво. А сигарета неожиданно пахла не вонючим табаком, а чем-то сладковатым и терпким.

— Чаю? — вопрос Стефана застал меня врасплох. Я-то думала, он сейчас докурит и скажет мне 'до свидания'. — Или, может, кофе?

— Кофе! — быстро ответила я. Всегда интересно попробовать, как этот напиток готовят разные люди. Кто-то сыпет в кружку быстрорастворимую гадость, кто-то включает кофеварку, кто-то варит. По этому простому делу многое можно понять о человеке.

Стефан загасил сигарету.

— Тогда идем.

В огромной коммунальной кухне он распахнул створки старого, почти антикварного буфета, и достал ручную мельничку. Вскоре волшебный аромат кофе наполнил все пространство вокруг, стирая другие запахи — чьего-то супа, специй, старого дерева и копченой рыбы.

Я села на квадратный табурет с вытертой до блеска дощатой поверхностью. Спрятала ступни между его ножек.

Боже, как я люблю запах кофе! Запах настоящего, хорошего кофе, смолотого пару мгновений назад.

Стефан поставил турку на огонь большой газовой плиты, старой до такой степени, что не отличить грязь от потертостей.

— Шен очень трудно лепился, — сказал он, поворачивая ручку горелки. — Я все проклял, пока доделал его. ОЧЕНЬ устал. Ни на одежду, ни на красивости разные уже сил не осталось. — Думал, может потом руки дойдут… Но как-то так и не сложилось. — он почесал кончиком ложки бровь. — Вы с сахаром пьете?

Кофе получился крепкий, ароматный. Я держала в руках горячую чашку и вдыхала этот аромат больше, чем пила. Стефан без стеснения разглядывал меня. Сначала я ужасно смущалась и даже начала злиться, но потом вспомнила, что он — художник и успокоилась. Это у них профессиональное.

— Очки имеют право на жизнь, — вдруг сказал он. И эта кричащая помада — тоже. С лаком хорошо сочетается. Но водолазка… — Стефан скептически поднял бровь, будто приглашая меня согласиться с таким ужасным стилистическим провалом.

— Холодно, — просто ответила я. Какое ему, в конце концов, дело до моей одежды?

— Это да. Март не радует, — он отхлебнул из своей чашки. Покачал туфлей, повисшей на кончиках пальцев ноги. — Они вам так сильно нужны? Протезы для Шена?

Я кивнула.

— Они ЕМУ нужны, — и добавила после короткой паузы? — И одежда ему, вообще-то тоже нужна. Он же… человек. Не кошка.

В ответ Стефан издал какой-то странный звук — не то фыркнул, не то поперхнулся. Скорее всего, поперхнулся, когда фыркнул.

— Не кошка, да… — вымолвил он, прочистив горло. — Кхм… Совсем не кошка, — и вдруг поймал мой взгляд своими цепкими темными глазами. — Простите, а когда вы мне скажете, как вас зовут?

Теперь настал мой черед почти поперхнуться.

И правда, не очень красиво вышло… я его имя знаю, а он мое — нет.

— Ярослава, — сказала я. — Можно просто Яся, — и первый раз за все время визита отважилась на едва заметную улыбку.

Никогда не знаешь, сколь сильно человека может изменить выражение лица… Когда Стефан улыбнулся в ответ, мне показалось, что мир вокруг преобразился — будто из-за хмурых серых туч внезапно вышло ясное весеннее солнце. И я неожиданно поняла, что расскажу ему все.

От начала и до конца.

Я говорила долго. Даже сама не ожидала, что это займет столько времени. Из кухни мы вернулись обратно в комнату (чтобы не мозолить глаза соседям по коммуналке), и там устроились за большим квадратным столом, который служил Стефану и обеденным, и рабочим. Пока я рассказывала, он мял в руках кусок не то пластилина, не то глины. И молчал. За все время ни разу не хмыкнул, не усмехнулся, даже бровью скептически не повел. Задумчиво лепил что-то, время от времени заправляя за ухо подающую на глаза прядь волос. Только когда я закончила, задумчиво промолвил: 'Мда…' и снова закурил, уютно присев на край подоконника. Выпустил в форточку длинную струю дыма.

— Я тоже увидел его во сне, — сказал Стефан, когда сигарета прогорела почти до фильтра. — Но со мной он не особенно разговаривал. Лишь сказал, что его зовут Шен и что я должен срочно сделать ему новое тело. И его совершенно не волновало, что я не кукольник, а художник. Он снился мне упорно и настаивал очень сильно. Пришлось лепить… Хорошо, у меня есть одна знакомая, настоящий виртуоз этого дела. Я у нее, в общем-то, всему и научился. И как правильное папье-маше замесить, чтобы крепче любой керамики, и как суставы подвижные сделать, и как сушить грамотно, и как собрать потом все части тела на резинки… Муторный процесс, Яся, вы себе не представляете, насколько. Я ему пальцы для правой руки три раза переделывал. Три! А когда уже начал соединять все эти ладошки, руки, ноги, едва об стенку его не шарахнул к такой-то матери! Там тончайшая работа… Всю душу вынул, ей богу.

— Значит, вы его не любите?.. — спросила я тихо.

Стефан нахмурился.

— Глупости! — он посмотрел на меня, как на маленькую. Словно я не понимала каких-то очевидных вещей. — При чем тут любовь? Просто бывают дети хорошие, а бывают трудные. С Шеном я намучился так, что думал — все, больше никогда. Но он тут, по сути, почти не причем: у меня ведь, можно сказать, вообще не было опыта подобной работы. Скульптуры я лепил. И даже обычных кукол выставочных делал, но с шарнирками никогда прежде не связывался, — Стефан встал с подоконника и ушел в противоположную часть комнаты, где стоял мольберт, и была сосредоточена вся творческая жизнь этого жилища. Он снял что-то с высокой полки и вернулся ко мне. — Во второй раз было легче. Этот 'ребеночек' у меня рождался уже гораздо охотней.

На ладони художника сидела еще одна шарнирная кукла. Суровый молодой мужчина в богатом костюме воина. Он держал в руках удивительно красивый шлем в виде головы дракона и по плечам его рассыпались белые, будто платиновые, волосы.

Я не смогла удержать улыбку.