Клайв Льюис - Конь и его мальчик

Глава пятнадцатая

Рабадаш Вислоухий

Когда они наконец вышли из-под деревьев, то увидели зелёный луг, прикрытый с севера лесистой грядой, и королевский замок, очень старый, сложенный из тёмно-розового камня.

Король уже шёл им навстречу по высокой траве. Аравита совсем не так представляла себе королей – на нём был потёртый камзол, ибо он только что обходил псарню и едва успел вымыть руки. Но поклонился он с такой учтивостью и с таким величием, каких она не видела в Ташбаане.

– Добро пожаловать, маленькая госпожа, – сказал он. – Если бы моя дорогая королева была жива, тебе было бы здесь лучше, но мы сделаем для тебя всё, что можем. Сын мой Кор рассказал мне о твоих злоключениях и о твоём мужестве.

– Это он был мужественным, государь, – отвечала Аравита. – Он кинулся на льва, чтобы спасти нас с Уинни.

Король просиял.

– Вот как? – воскликнул он. – Этого я не слышал.

Аравита всё рассказала, а Кор, который очень хотел, чтобы отец узнал об этом, совсем не так радовался, как думал прежде. Скорее ему было неловко. Зато отец очень радовался и много раз пересказывал придворным подвиг своего сына, отчего принц совсем уж смутился.

С Игого и Уинни король был учтив, как с Аравитой, и долго с ними беседовал. Лошади отвечали нескладно – они ещё не привыкли говорить со взрослыми людьми. К их облегчению, из замка вышла королева Люси, и король сказал Аравите:

– Дорогая моя, вот наш большой друг, королева Нарнии. Не пойдёшь ли ты с нею отдохнуть?

Люси поцеловала Аравиту, и они сразу полюбили друг друга и ушли в замок, беседуя о том, о чём беседуют девочки.

Завтрак подали на террасе (то были холодная дичь, пирог, вино и сыр); когда все ещё ели, король Лум нахмурился и сказал:

– Ох-ох-ох! Нам надо ещё что-то сделать с беднягой Рабадашем.

Люси сидела по правую руку от короля, Аравита – по левую. Во главе стола сидел король Эдмунд, напротив него лорды – Дарин, Дар, Перидан; Корин и Кор сидели напротив дам и короля Лума.

– Отрубите ему голову, ваше величество, – сказал Перидан. – Кто он, как не убийца?

– Спору нет, он негодяй, – сказал Эдмунд. – Но и негодяй может исправиться. Я знал такой случай… – И он задумался.

– Если мы убьём Рабадаша, на нас нападет Тисрок, – сказал Дарин.

– Ну что ты! – сказал король Орландии. – Сила его в том, что у него огромное войско, а огромному войску не перейти пустыню. Но я не люблю убивать беззащитных. В бою – дело другое, а так, хладнокровно…

– Возьми с него слово, что он больше не будет, – сказала Люси. – Может быть, он его и сдержит.

– Скорей уж обезьяна его сдержит, – сказал Эдмунд. – Дай-то Лев, чтобы он его нарушил в таком месте, где возможен честный бой.

– Попробуем, – сказал король Лум. – Приведите пленника, друзья мои.

Рабадаша привели. Выглядел он так, словно его морили голодом, тогда как на самом деле он не притронулся за эти сутки ни к пище, ни к питью от злости и ярости. И комната у него была хорошая.

– Вы знаете сами, ваше высочество, – сказал король, – что и по справедливости, и по закону мы вправе лишить вас жизни. Однако, снисходя к вашей молодости, а также к тому, что вы выросли, не ведая ни милости, ни чести среди рабов и тиранов, мы решили отпустить вас на следующих условиях: во-первых…

– Нечестивый пес! – вскричал Рабадаш. – Легко болтать со связанным пленником! Дай мне меч, и я тебе покажу, каковы мои условия!

Мужчины вскочили, а Корин крикнул:

– Отец! Разреши, я его побью!

– Друзья мои, успокойтесь, – сказал король Лум. – Сядь, Корин, или я тебя выгоню из-за стола. Итак, ваше высочество, условия мои…

– Я не обсуждаю ничего с дикарями и чародеями! – вскричал Рабадаш. – Если вы оскорбите меня, отец мой Тисрок потопит ваши страны в крови. Убейте – и костры, казни, пытки тысячу лет не забудут в этих землях. Берегитесь! Богиня Таш разит метко…

– Куда же она смотрела, когда ты висел на крюке? – спросил Корин.

– Стыдись! – сказал король. – Не дерзи тем, кто слабее тебя. Тем, кто сильнее… как хочешь.

– Ах, Рабадаш! – вздохнула Люси. – Какой же ты глупый!..

Не успела она кончить этой фразы, как – к удивлению Кора – отец его, дамы и двое мужчин встали, молча глядя на что-то. Встал и он. А между столом и пленником, мягко ступая, прошел огромный лев.

– Рабадаш, – сказал Аслан, – поспеши. Судьба твоя ещё не решена. Забудь о своей гордыне – чем тебе гордиться? И о злобе – кто обидел тебя? Прими по собственной воле милость добрых людей.

Рабадаш выкатил глаза, жутко ухмыльнулся и (что совсем нетрудно) зашевелил ушами. На тархистанцев всё это действовало безотказно, самые смелые просто тряслись, а кто послабей – падали в обморок. Он не знал, однако, что дело тут было не столько в самих гримасах, сколько в том, что по его слову вас немедленно сварили бы живьём в кипящем масле. Здесь же эффекта не было; только сердобольная Люси испугалась, что ему плохо.

– Прочь! – закричал Рабадаш. – Я тебя знаю! Ты – гнусный демон, мерзкий северный бес, враг богов. Узнай, низменный призрак, что я – потомок великой богини, Таш неумолимой! Она разит метко. Проклятие её – на тебе. Тебя поразит молния… искусают скорпионы… здешние горы обратятся в прах…

– Тише, Рабадаш, – кротко сказал Лев. – Судьба твоя вот-вот свершится, она – у дверей, она их сейчас откроет.

– Пускай! – кричал Рабадаш. – Пускай упадут небеса! Пускай разверзнется земля! Пускай кровь зальёт эти страны, огонь сожжёт их! Я не сдамся, пока не притащу в свой дворец за косы эту дочь гнусных псов, эту…

– Час пробил, – сказал Лев; и Рабадаш, к своему ужасу, увидел, что все смеются.

Удержаться от смеха было трудно, ибо уши у пленника (он всё ещё шевелил ими) стали расти и покрываться серой шёрсткой. Пока все думали, где же они видели такие уши, у него уже были копыта и на ногах, и на руках, а вскоре появился и хвост. Глаза стали больше, лицо – ýже, оно как бы всё превратилось в нос. Он опустился на четвереньки, одежда исчезла, а смешней (и страшней) всего было, что последним он утратил дар слова и успел отчаянно прокричать:

– Только не в осла! Хоть в коня… в коня – а-э-а-ио-о-о!

– Слушай меня, Рабадаш, – сказал Аслан. – Справедливость смягчится милостью. Ты не всегда будешь ослом.

Осел задвигал ушами, и все, как ни старались сдержаться, захохотали снова.

– Ты поминал богиню Таш, – продолжал Аслан. – В её храме ты обретёшь человеческий облик. На осеннем празднике в этом году ты встанешь перед её алтарем, и при всем народе с тебя спадёт ослиное обличье. Но если ты когда-нибудь удалишься от этого храма дальше, чем на десять миль, ты опять станешь ослом, уже навсегда.