Джон Толкин - Две башни

Тень прошла по лицу Сарумана. Он побледнел как мертвец. На миг он не совладел собой и все увидели, как терзают его сомнения, как он не может выбрать: покинуть ли свое убежище или оставаться в нем. Саруман колебался, и все затаили дыхание. Но потом он заговорил, и голос у него был теперь холодным и резким. Гордость и ненависть взяли в нем верх.

– Сойти? Мне? – насмешливо повторил он. – Разве сойдет безоружный человек, чтобы говорить с разбойником у своего порога? Мне и отсюда все хорошо слышно. Я не настолько глуп, Гэндальф Серый, чтобы доверять тебе. Лесных демонов, правда, не видно, но я знаю, где они затаились по твоему приказу.

– Предатели всегда недоверчивы, – устало махнул рукой Гэндальф. – Но ты напрасно опасаешься за свою жизнь. Я не собираюсь убивать тебя. Пойми, я хочу спасти тебя, и это твоя последняя возможность. Ты можешь покинуть Ортханк свободно, если хочешь.

– Приятно слышать! – Насмешливо фыркнул Саруман. – Очень похоже на Гэндальфа Серого: так снисходительно, так великодушно. Не сомневаюсь, что Ортханк нравится тебе, и мой уход был бы для тебя желательным. Но с чего бы мне уходить? И что ты понимаешь под словом «свобода»? У тебя ведь, конечно, есть условия?

– Ну, причин для ухода у тебя немало, – ответил Гэндальф. – Своих слуг ты не найдешь, они истреблены или рассеяны, твоих соседей ты сделал своими врагами, своего нового господина обманул или пытался обмануть. Если его Око обратится сюда, оно будет гневным. Так вот, когда я говорю «свободно», это означает свободу: свободу идти, куда захочешь, да, Саруман, даже в Мордор, если это тебе по душе. Только перед этим тебе придется отдать ключи от Ортханка и жезл. Я обещаю сохранить их и вернуть тебе, когда ты снова станешь мудрым.

Черты лица Сарумана исказились от бешенства, а в глазах загорался красный огонь. Он злобно рассмеялся. – Ах, ключи! Тебя интересуют ключи! Не сразу, Гэндальф Серый, не сразу! – вскрикнул он пронзительным голосом. – Позже! Ну, например, когда у тебя будут ключи от Барад-Дура, короны Семи королей и жезлы семи магов. Ты не так много хочешь, и я думаю, управишься без моей помощи. Мне недосуг. Если хочешь договориться со мной, уходи и возвращайся трезвым. И пожалуйста, без этих головорезов, и без кукол, которые болтаются у тебя на хвосте. Прощай! – он повернулся и собрался уйти с балкона.

– Вернись, Саруман, – негромко, но повелительно окликнул его Гэндальф. Ко всеобщему изумлению, Саруман медленно, словно против воли, повернулся и прислонился к ограде балкона. Лицо у него осунулось и постарело, а руки вцепились в черный жезл, как когти.

– Я еще не отпустил тебя, – сурово продолжал Гэндальф. – Ты поглупел, Саруман, и достоин жалости. Ты еще мог бы отвернуться от зла и безумия, мог бы принести пользу. Но ты упорствуешь. Что ж, твое право. Но предупреждаю тебя: выйти тебе будет нелегко. Ты не выйдешь до тех пор, пока рука с востока не протянется и не схватит тебя! – голос мага, теперь мощный и грозный, гремел. – Саруман! Открой глаза! Я больше не Гэндальф Серый, которого ты предавал. Я – Гэндальф Белый, вернувшийся из Мрака. А ты, ты стал бесцветным, и я своей властью исключаю тебя из Совета и из Ордена! – он поднял руку и произнес медленно, холодным и отчетливым голосом: – Саруман, я ломаю твой жезл! – Жезл в руке Сарумана с треском сломался и обломки упали к ногам Гэндальфа. – Ступай! – приказал Гэндальф, и Саруман со стоном упал на колени и уполз внутрь.

В этот момент сверху, брошенное с силой, вылетело что-то тяжелое и блестящее. Оно отскочило от железной ограды балкона, на которую только что опирался Саруман и, чуть не задев Гэндальфа, упало на ступеньки у его ног. Ограда зазвенела и сломалась, ступенька треснула, и от нее во все стороны брызнули осколки. Но брошенный предмет остался целым и покатился вниз по лестнице. Это был хрустальный шар, темный, но с огнем внутри. Он катился к большой глубокой луже, но Пин догнал и схватил его.

– Подлый убийца! – вскрикнул Эомер. но Гэндальф остановил его. – Нет, это не Саруман, – сказал он. – Это из верхнего окна, прощальный подарок Грима Черного, только бросок неважный.

– По-моему, это оттого, что он не мог решить, кого ненавидеть больше, тебя или Сарумана, – заметил Арагорн.

– Возможно, – согласился Гэндальф, – мало им будет радости друг от друга: оба полны яда и злобы. Но это только справедливо. Если Грима выйдет из Ортханка живым, это будет больше, чем он заслуживает. Эй, подожди-ка, мой милый! – воскликнул он вдруг, обернувшись и увидев Пина, который медленно поднимался по лестнице, словно неся тяжелый груз. – Никто не просил тебя его трогать! – с этими словами маг поспешно спустился навстречу хоббиту и, отобрав у него темный шар, завернул в полу своего плаща. – Я сам позабочусь о нем. Саруман ни за что бы не выбросил такую вещь.

– Но он может бросить что-нибудь другое, – заметил Гимли. – Если мы уже побеседовали, то, может, нам отойти подальше?

– Да, – ответил Гэндальф, – больше здесь говорить не о чем.

Они спустились с лестницы. Всадники приветствовали их радостными криками. Чары Сарумана исчезли: все видели, что он вернулся, когда ему было приказано, и уполз, когда был отпущен.

– Ну, вот и все, – произнес Гэндальф. – Теперь мне нужно только найти старика Фангорна и сказать ему, чем кончилось дело.

– Он бы и сам догадался, наверное, – предположил Мерри. – Разве могло быть как-то иначе?

– Могло бы, – устало вздохнул Гэндальф, – потому что висело на волоске. Но у меня были причины рискнуть. Прежде всего, нужно было показать Саруману, что колдовская сила его голоса исчезает. Нельзя быть одновременно и тираном и мудрецом, а ему казалось, что он сможет совместить несовместимое. Поэтому-то я и предложил ему честный выбор: порвать с Мордором, забыть о своих кознях и помочь нам. Никто лучше него не знает наших трудностей, и он мог бы оказать нам неоценимую помощь. Но вы видели, что он выбрал. Он хочет не служить, а приказывать. И теперь ему придется жить в страхе перед рукой Мордора, хотя он и надеется совладать с нею. Жалкий глупец! Он будет уничтожен, если Темный Владыка дотянется до Скальбурга. Ортханк нам не по зубам, но у Саурона зубы не в пример крепче!

– А когда мы победим, что ты с ним сделаешь? – спросил Пин.

– Я? Ничего, – пожал плечами Гэндальф. – Я не стремлюсь к власти. А что будет с ним – не знаю. Жаль, что столько доброй силы обратилось во зло и гниет теперь в стенах башни. Ненависть часто оборачивается против себя. Сейчас не это главное. Если бы даже нам удалось войти в Ортханк, немного бы в нем нашлось сокровищ более дорогих, чем то, которым швырнул в нас Грима.

В этот момент из окна сверху донесся пронзительный крик, тотчас же оборвавшийся.