Роман Суржиков - Стрела, монета, искра

— Милорд, вы меня простите, — смешался Луис и покраснел до кончиков ушей, — я ничего плохого… Вы не подумайте, милорд, я в высочайшем… в глубочайшем восторге и в полном почтении к леди Ионе! Но если бы вы видели мою леди, милорд, то вы бы поняли! Она…

Луис растерялся, пытаясь подобрать слова.

— …моя леди, она — как тончайшее белое кружево, как лебяжий пух! К ней даже боишься прикоснуться! Мне все кажется, что мои руки слишком грубы, чтобы коснуться ее кожи, а мои слова слишком… слишком неуклюжи для ее слуха. Боюсь даже дохнуть в ее сторону. Вот, кажется, вдруг подую — а она погаснет, словно огонек свечи! Такая она, милорд!

— Это скверно, молодой человек, что боитесь прикоснуться, — со знанием дела вставил Филипп. — Девицы любят, когда к ним прикасаются, и чем грубее — тем лучше. Схватите ее покрепче, молодой человек, и она тут же растает.

— Нет, нет, что вы! — в ужасе вскричал Луис. — Я ни в коем случае, у меня исключительно чистые помыслы! Как только вернусь из эксплорады, тут же попрошу руки моей леди. Только бы боги были милосердны и уговорили ее согласиться! Если хотите знать, мне и деньги-то нужны, чтобы составить достойный выкуп за невесту. Потому я и в путешествие нанялся!

— Ради выкупа-то? — Филипп хохотнул. — Что за чушь! Вы бы лучше на эти деньги купили ей парфюм или брошь жемчужную — тогда-то девица падет в ваши объятия. А сватовство — это потом успеется. Свататься будете, когда сударыня уже иссохнется, изойдется от тоски по вам. Тогда она своего папеньку уговорит и безо всякого выкупа за вас пойдет. Уж будьте уверены, молодой человек!

— Вы говорите ужасные вещи, сударь! Поверьте, что я питаю к моей леди самые чистые и высокие чувства, и никогда себе не позволю…

— Чтобы вы знали, молодой человек: высокие чувства — это признак мужского бессилия.

Эрвин слушал, не вмешиваясь в их перепалку. Механик со своей щенячьей влюбленностью оказался прекрасным развлечением, вполне способным развеять походную скуку. Ирония заключалась уже в самом его присутствии здесь: как только угораздило это двуногое чудо оказаться в походе с четырьмя десятками головорезов?..

Начинало темнеть. Неаппетитные запахи из солдатских котлов и оживленные голоса греев говорили о том, что остальные члены отряда наконец тоже приступили к трапезе. Эрвин высмотрел кайра Джемиса: тот прохаживался вдоль восточного края лагеря, серая овчарка лежала невдалеке, переводя голодные глаза с котла на хозяина — и обратно к котлу. Прелесть первой вахты состоит в том, что часовые вынуждены дежурить с пустым желудком и глотать слюни от запахов чужой еды. Лишь после полуночи, сменившись с вахты, можно будет перекусить холодными объедками.

Кайр Джемис поймал взгляд Эрвина и положил руку на эфес. Традиционный жест бдительности часового смотрелся в данной ситуации весьма двусмысленно. Потом Джемис перевел взгляд на Луиса и качнул головой — коротко, но красноречиво. Он, низкородный южный сопляк, жрет лакомства с вашего стола, милорд, пока я — славный рыцарь и ваш соотечественник! — захлебываюсь слюной. Эрвин подмигнул Джемису: то-то же, делай выводы.

Когда он вновь прислушался к разговору, тема уже переменилась, разногласия между Луисом и Филиппом были забыты.

— Моя леди, сударь, она без ума от столичной жизни, — рассказывал механик барону. — Бедняжка всего единожды была в Фаунтерре, и то лишь месяц, но с тех пор все время вспоминает! Она будет так рада, если я смогу рассказать ей что-то о столице. Ведь вы жили в Фаунтерре, сударь? Знакомы ли с владыкой? Каков он? Как проходят приемы?

— Наш владыка Адриан — великий человек, — со значением изрек Филипп. — Раз в столетие посылают боги на Землю такого правителя. То, что нам кажется незыблемым и вечным, для Адриана — не преграда. Если на его пути окажется море, он скажет: "Копайте здесь и здесь", — и будут копать, пока море не стечет и не исчезнет. Все в нашем мире подвластно желанию императора. Воля владыки — самое твердое, что есть на свете. Все остальное вынуждено подстроиться под нее, как молоко принимает форму кувшина, в который налито.

— А дворцовые приемы? Правда ли они столь великолепны, как рассказывают?

— Молодой человек, я не видел ничего великолепней и блистательней, чем двор владыки Адриана!

Эрвин повел бровью. Он не встречал Филиппа ни на одном из множества балов, устраиваемых Короной, да и сам барон Лоуферт не очень-то напоминал персону из высшего общества. Механик, однако, принимал повествование Филиппа за чистую монету.

— Расскажите, прошу вас, во всех подробностях. Я постараюсь запомнить для моей леди все-все мельчайшие детали!

Филипп рассказал, обращая особое внимание на женскую сторону вопроса. Какие девицы бывают на балах, во что наряжаются, как себя ведут, и — в особенности — как они падки на зрелое очарование уверенного в себе мужчины.

— Вы понимаете, сударь, что я не могу раскрывать подлинных имен. Тою зимой при маскараде встретил я одну хорошенькую юную леди в маске иволги — назову ее, скажем, Мариеттой. И вот, я закружил ее в танце, а Мариетта щебечет из-под своего клювика: "Сир, у вас такие крепкие руки! Вы, наверное, привычны к оружию потяжелее, чем рапира". А я говорю: "Сударыня, мое главное оружие — не железный клинок"…

Эрвин отправлял в рот оливки, маленькими глотками смаковал терпкое вино. Кайры издали поглядывали в его сторону, жуя овсянку. В отблесках огней сложно было понять их выражения, да Эрвину и было все равно. Ну, если приложить немного усилий, то будет все равно. Поглядывают — и пусть себе.

— А кто из дам красивее всех при дворе? — спросил механик.

— Молодой человек, этот вопрос сразу выдает в вас человека, далекого от столицы. Красивейшая леди двора и всей столицы, и всего Востока империи — это, конечно, Аланис Альмера, дочь герцога Айдена.

— О, я слышал это имя! Расскажите, будьте добры! Моя леди так интересуется светской жизнью, так любит послушать о придворных!

Филипп с удовольствием потер руки, наслаждаясь ролью рассказчика.

— Леди Аланис — это бриллиант, который боги своими руками создали, отшлифовали и спустили на Землю, чтобы люди поняли, какова есть истинная красота. Когда вы увидите ее, то не сможете отвести взгляд, будете взирать на нее, онемев от восторга. Леди Аланис блистает на спортивных играх — зрители рыдают от восхищения, когда она выходит на арену, ступая своими длинными божественными ножками! А, кроме того, леди Аланис приходится любимой дочерью и наследницей первому советнику владыки — герцогу Айдену Альмера.

Досада царапнула горло Эрвину. Леди Аланис Альмера являлась одной из фигур его плана — его прекрасной, беспроигрышной стратегии, которой не суждено было реализоваться. Эрвин не испытывал ни малейшей симпатии к самой Аланис, но то, чего он мог бы добиться, используя ее — ооо!.. Приз мог превзойти самые буйные фантазии!