Аня Сокол - На неведомых тропинках. Шаг в пустоту

Лицо у Такко было вполне человеческое, никаких свиных пятачков или волчьей губы. Смуглый и излишне волосатый мужчина на копытах. Разве что губы устрашающе черные, да еще рога… что-то я даже в мыслях начала заговариваться.

— Конечно, мы обязаны принять всех беженцев Северных пределов и оказать помощь, — протянул он низким, так не соответствующим его комплекции голосом, — но…

— Мы заплатим, — понимающе кивнула Пашка, и все разногласия разом уладились.

Вроде бы я даже поинтересовалась, принимают ли они кредитные карточки.

Нас проводили в дом синего целителя, вернее, целительницы. Стройной высокой женщины с резкими, но странно привлекательными чертами лица, одна из немногих, кому очень шел строгий библиотекарский пучок. Синий ранг целительницы был ниже, чем у Константина, но выше, чем у большинства, которые застревают на зеленом, и это считается нормой.

Был зал с кушетками, оборудованными фиксирующими ремнями. Был Веник, стянувший остатки черной майки. Глядя на заложника, я дрожала в куртке. В основном от страха.

Разглядев то, во что превратилась его спина, я непроизвольно охнула, и отнюдь не от восхищения. Падальщик не был массивным, просто достаточно подтянутым, без вызывающе выступающей мускулатуры, крепким, но не накачанным. Жилистая спина была по живому расчерчена тремя глубокими бороздами, в ранах запеклась кровь, бока почернели от синяков. Регенерация уже началась, зря, что ли, девку жрал, а меня выворачивало. Целительница, едва взглянув на него, занялась моей рукой. Работала быстро, чисто и без лишних слов.

Выпив залпом обезболивающее, по вкусу смешанного с чем-то новым и незнакомым, я позволила зафиксировать себе руку, тело и ноги. Еще одно доказательство, что я была не в себе. Зловеще звякнули инструменты.

Она смазала руку, которую я уже не воспринимала как часть тела (иначе могла бы только икать от ужаса, ибо это не могло быть моим), остро пахнущей жидкостью. Закрыла черной тканью. Ну все, покойся с миром, ты была мне верным другом. Посыпала белым порошком и щелкнула пальцами. Из-под прикрытых век плеснуло янтарным светом магии. Целительница одним резким движением, знакомым тем, кто хоть раз удалял волосы воском, содрала материю.

Боли не было, ожидаемой боли, да и та, что дергала руку раньше, притупилась, начало действовать зелье. Женщина осмотрела тряпку. Белесый порошок оставил на ткани интересный рисунок. Я такой видела пару раз в районной поликлинике на полупрозрачной пластине рентгеновского снимка. Святые! Нечисть сделала мне рентген… С последующим вскрытием, так как, отбросив ткань в сторону, целительница взялась за нож. Я, кажется, хихикнула. Лезвие вспороло кожу опухоли. Плеснуло теплым и пахучим. Зеленоватый гной потек по коже. Сидящий напротив Веник раздул ноздри, уцелевший глаз загорелся жаждой, а лицо приобрело зачарованное выражение. Мужчина встал и шагнул вперед. Целительница молчала. Гробокопатель склонился. Пустая глазница со сгустками черной запекшейся крови на дне оказалась слишком близко, губы коснулись вздутой воспаленной кожи. Он втянул порцию зеленого гноя и сглотнул. Такого испытания мой мозг не выдержал.

Мы могли бы остаться на этой стежке, таков закон Седого. Но ближе к полудню следующего дня мы ушли. Причины были трудно объяснимыми и тем не менее простыми.

За завтраком в доме целительницы я старательно отводила взгляд от Веника, словно мы не товарищи по несчастью, а случайные любовники, утром не понимающие, как их так угораздило и что с этим теперь делать. За этим душераздирающим моментом нас и застали вошедшие без предупреждения Такко и Пашка. Черт в утепленных болоньевых штанах, жилете и толстовке с капюшоном. Змея в непонятно откуда взявшейся длинной куртке и сапогах. Рюкзак, помахивающий хвостом, по-прежнему висел за плечами.

В руках староста держал белый конверт, такой же неуместный, как и болоньевые штаны.

— Пришло вчера, — лаконично сказал черт, протянув мне послание.

«Ольге Лесиной» — было выведено на бумаге. Конверт уже вскрыли, чего Такко совершенно не стеснялся. В полной тишине я вытащила послание. Гладкий листок, дорогая бумага, одна надпись. Два слова.

Заячий холм.

— Отправитель неизвестен, — констатировал Веник.

Пашка обнюхала конверт и нахмурилась.

— Слишком много рук.

Я взяла телефон и в сотый раз за утро набрала номер. «Абонент выключен или находится вне зоны действия сети». Магия, так схожая с защитой filii de terra, надежно отгородила Юково от внешнего мира.

Выбор был прост — оставаться на месте или идти. Мы предпочли последнее. Если нечисть позвать в пасть к волку, она обязательно пойдет. Правда, в итоге с вырванным горлом, как правило, оказывается волк.

Пойти туда, где бьет самая чистая свежая вода, способная смыть с чего угодно и кого угодно колдовство, очистить его от магии, — это сродни паломничеству для нечисти. Туда идут с проклятиями, с магическими болезнями, с неудавшимися заклинаниями и артефактами. У меня имелись два серебряных ножа, помеченных чужой магией, от которой я уже давно мечтала избавиться. Купание в воде серебру не повредит, зато уничтожит метки. Жаль, что клинки остались в Юкове, запертые в ящике нового туалетного столика в спальне, после размещения в доме иконы надобность в тайниках отпала.

Может, выпросить толику родниковой воды навынос? Святую воду из церквей бидонами разбирают, и она остается такой же святой.

Что же до письма, то отношение к нему было двоякое. Я была далека от того, чтобы причислить отправителя к рангу доброжелателей, иначе он бы подписал послание, но и игнорировать не представлялось возможным. Можно было остаться и день и ночь изводить себя мыслями на тему «что было бы…» или пойти и узнать все самим. Ожидание и неизвестность нас не прельщали. И мы пошли. Ибо волк ждал.

Чувствовала я себя не в пример лучше. Подвешенная на повязке через голову рука уже не напоминала бесполезный гниющий обрубок, я могла шевелить пальцами и очень радовалась такой малости. Вместо швов на ладони ровная, чуть розоватая на месте разрывов кожа. Тугой бинт целительница разрешила снять через пять дней. Веник поводил плечами, наслаждаясь свободой движений, потерянную вызывающую белую повязку на глаз сменила не менее вызывающая черная, навевая романтичные мысли о пиратах. Невер довольно похрюкивал, вопросов, где Пашка разжилась свежей кровью, я предпочла не задавать. Запас в большом железном термосе был прикреплен на боку рюкзака.

Заячий холм — еще год назад по внутреннему кругу ничем не примечательная стежка, основанная в общую эпоху, когда люди и нелюди учились жить вместе, вернее, охотиться друг на друга. Если бы не вышедший в старых холмах источник, о нем бы до сих пор мало кто знал.