Маргит Сандему - Ущелье дьявола

— Я бы очень этого хотел.

— Господин Хейке может занять мою комнату, — на едином дыхании произнесла Гунилла, — дома я привыкла спать на скамье в кухне.

После кротких, неясных протестов со стороны Хейке так было и решено сделать. Он улегся в настоящую постель — со стеганым одеялом, простыней и наволочками… И стоило ему положить голову на подушку, как он тут же заснул.

Хейке проснулся, услышав голоса за стеной. Какой был час, сказать было трудно, но это был уже новый день.

Это Гунилла разговаривала с каким-то сердитым молодым человеком.

— Гунилла, ты не можешь так поступать со мной! Я ждал и копил деньги все эти годы!

— Тише, Эрланд, у нас в доме гость, он спит в моей комнате.

— В твоей комнате? Ты…

Она тут же оборвала его.

— Это не тот человек, в которого можно влюбиться. Но у него прекрасная душа, он одинок и несчастен, и он сразу мне понравился.

— Тебе нравятся другие, но только не я! — с отчаянием произнес Эрланд.

— Это неправда, — тихо ответила она. — Ты хорошо знаешь, какие чувства я испытываю к тебе.

— Откуда мне это знать?

— Если ты не понял этого, значит, ты вообще ничего не понимаешь!

— Ты не позволяешь даже прикоснуться к тебе!

— Да. Именно так!

— Но тогда…

Они отошли в сторону, голоса их затихли.

Хейке понял. Понял больше, чем этот неизвестный ему Эрланд. Понял, что у Гуниллы есть свои проблемы. Но какие именно и почему, этого он пока не знал.

«Не такой человек, в которого можно влюбиться».

Для Хейке это не было новостью, но все же ему стало не по себе.

«Но у него прекрасная душа, он одинок и несчастен, и он сразу понравился мне».

Спасибо за эти слова, Гунилла! Но одинок и несчастен? Так ли это на самом деле? Хейке не слишком часто задумывался над этим. Был ли он таким?

И стоило ему подумать о том, что пора вставать, как он тут же снова заснул.

7

В сумерках он окончательно проснулся.

Из кухни доносились какие-то звуки, очевидно, Гунилла занималась приготовлением ужина. По крайней мере, он надеялся, что это так.

«Вид у меня устрашающий, — подумал он. — Я не могу выйти к ней немытым и оборванным!»

Он проспал целые сутки!

Но тут он заметил в углу умывальник — и направился прямо к нему. Он хорошенько вымылся, вымыл голову, почистил одежду. «Но все равно одежда грязная», — с горечью подумал он.

После этого он вышел на кухню и смущенно поздоровался с молодой, обходительной девушкой. Хейке не привык обращаться с девушками: он остро чувствовал свою непривлекательность, стоило только кому-то из них взглянуть на него.

Но Гунилла вела себя с ним очень спокойно. Улыбнувшись, она пожелала ему доброго утра и тут же поправилась — доброго вечера, — и оба они рассмеялись.

— Писарь наверху, у хозяина, — сказала она. — Так что я приготовлю для вас ужин. Но, боюсь, каша будет готова только через час. Вы, наверное, голодны?

Подумав, Хейке решил, что и вправду голоден.

— Глотка молока мне хватит, чтобы потерпеть час, — сказал он. — Я собирался сходить к священнику. Это далеко отсюда?

— Да, довольно далеко, — ответила она.

«Тогда я поеду верхом», — решил про себя он, пока пил молоко, которое она налила ему — цельное, жирное молоко.

— Но разве вы не можете дождаться утра? — спросила она.

— Обычно я выхожу из дома в сумерки, — сухо ответил он, и она правильно поняла его.

— Еда будет готова к вашему возвращению, — сказала она.

Хейке помедлил у дверей. Он о многом хотел спросить эту необычную девушку, но ему не следовало торопиться. Он вышел во двор и направился в конюшню.

Ему хотелось просмотреть церковные книги с записями…

Оставалось два дня до Рождества. Небо было затянуто снежными тучами. Возле ворот поместья Бергквара горели факелы.

Вскочив на коня, Хейке направился по длинной аллее в сторону церкви.

Внезапно он остановил коня. У него появилось какое-то предчувствие. Молчаливая жалоба в серо-голубом воздухе.

Кровь Людей Льда снова заговорила в нем.

Но это были не вибрации, не ощущение смерти, а только предупреждение: будь начеку!

Это был какой-то шорох в безветренной тишине. И он весь погрузился в атмосферу зимнего вечера.

Будь начеку!

Да, но чего ему опасаться?

Это ему предстояло выяснить.

Священник из бергундского прихода оказался доброй душой, он посочувствовал этому вызывающему жалость юноше с дьявольской внешностью и печальными глазами. Конечно, он посмотрит сейчас церковные записи.

И тут Хейке пришлось признаться пастору, что его никогда не учили читать, так что ему требуется посторонняя помощь.

— Это мы устроим! — ответил пастор. — Что ты хочешь узнать?

И Хейке изложил ему свою просьбу:

— Дело в том, что я ищу одного моего пропавшего родственника. Юношу примерно моего возраста. Вполне возможно, что он находится в округе Бергквара, что на берегу Балтийского моря. Но нельзя исключать и возможность того, что речь идет о поместье Бергквара. И я хочу попытаться найти его здесь.

— Юноша твоего возраста? А не мог бы поточнее назвать его возраст?

— Попытаюсь. Но сначала я попрошу вас быть столь любезным сохранить в тайне мой визит. До поры до времени.

— Конечно, — не без удивления ответил священник.

Хейке принялся рассуждать дальше:

— Итак, мой родственник, исчезнувший много лет назад, мог быть моим одногодкой. Точнее я сказать о его возрасте не могу. Его первоначальное имя было Кристер, но это теперь не имеет никакого значения, потому что те, кто увез его в ту или эту Бергквару, не знали, как его зовут, и могли окрестить его по-другому. Когда он исчез, ему было три или четыре года. Это дело связано не с преступлением, а скорее с состраданием.

Священник как раз нашел в это время церковную книгу.

— В то время я не жил здесь, — сказал он. — Иначе я сразу же сказал бы, кто крестился здесь в три или в четыре года.

— Если вообще такие были!

— Да. Так что мне придется ориентироваться на твой возраст.

— Я исхожу из того, что этот мальчик Кристер должен был родиться в 1774 году — в том же самом году, что и я.

— Так-так. Тогда ему должно быть… девятнадцать, почти двадцать лет. Посмотрим, есть ли у нас такие возраста…

Он начал листать толстую церковную книгу. Ему понадобилось довольно много времени, чтобы найти 1774 год, не имея под рукой более точных ориентиров. Хейке стоял рядом и ждал, пока пастор записывал одно имя за другим с помощью элегантного гусиного пера.

Имен набралось не слишком много.

Повернув свои выпуклые глаза к Хейке, священник сказал:

— Эти мальчики родились и были крещены в округе, так что их мы, естественно, не принимаем во внимание. Исключив их, мы посмотрим, что остается. Ты говоришь, что он попал сюда в трех-четырехлетнем возрасте?