Маргит Сандему - Ущелье дьявола

— Доверься мне! Я знаю, Хейке, что «меченых» следует опасаться, они могут быть смертельно опасными. И в то же время, глядя в твои глаза, я понимаю, что ты такой же, как Тенгель Добрый. В Гростенсхольме есть его портрет. Я не хочу сказать, что ты — точная копия его, это не так, твое лицо более заостренное, более… — Арв хотел сказать «гротескное», но решил, что это слово могло обидеть его. Поэтому он закончил предложение по-другому: — Но выражение глаз у вас с ним одно и то же. Взгляд Тенгеля, разумеется, изобличает более опытного человека, в твоем же взгляде больше печали. Но и у тебя, и у него — то же самое понимание чужих страданий, то же самое… тепло. Именно это не ожидаешь встретить у «меченого».

— Спасибо, — кротко улыбнулся Хейке. — Но ведь у нас есть определенные способности к пониманию других.

— Не все «меченые» это делают. У них преобладает эгоизм и злоба. А теперь расскажи мне о Сёльве!

Хейке на миг отвернулся, словно не зная, с чего начать.

— Однажды он сказал мне, что глаза его не всегда были желтыми…

— Как? Разве у Сёльве были желтые глаза?

— Если бы! Он говорил, что они меняли цвет в соответствии с изменением его характера. Вместе с желтизной усиливалась его…

Хейке замолчал.

— Его злобность? — спросил Арв, глубоко потрясенный.

— Да.

— Господи, — прошептал Арв. — Господи! И как же… он умер?

— Его повесили.

Арв долгое время молчал. Потом сказал:

— Ты можешь вспомнить, что произошло?

Лицо Хейке болезненно передернулось.

— Вспомнить? Словно я когда-то забывал об этом!

И он рассказал, очень сдержанно и неохотно, о своих детских годах, проведенных в тесной клетке. О том, как он в конце концов был освобожден. О смерти Сёльве.

Арв был потрясен. Он знал Сёльве, и даже если в нем была какая-то жесткость, никто не мог даже подумать, что такое может произойти с сыном Даниэля. Впоследствии Арв заметил, что Хейке никогда не называл Сёльве своим отцом — просто Сёльве.

— А потом? Что было с тобой потом?

И когда, наконец, принесли еду и горячее питье, им пришлось сделать передышку, чтобы Хейке — впервые за много дней — смог по-настоящему пообедать. Потом юноша рассказал о счастливых годах, проведенных у Милана и Елены. Но об эпизоде в Штрегешти упомянул лишь вскользь.

И когда он закончил свой рассказ, Арв еще некоторое время сидел молча. Он никак не мог понять, как после всего этого Хейке мог сохранять душевное равновесие.

— Насколько я понял, ты не хочешь называть Сёльве отцом, — коротко заметил Арв.

Но Хейке ответил только:

— Я многим ему обязан.

— В самом деле? — с горечью произнес Арв. — Чем же, к примеру?

— Он научил меня, как не следует поступать с другими.

Да, простая философия. Уважение Арва к Хейке росло с каждой минутой. Откуда в этой душе столько сил, чтобы выжить? В таких условиях, когда абсолютно все было против него с самого рождения!

Если он только выжил. Ведь кто знает, какие бездны скрываются в душе Хейке! Арв общался с ним всего лишь час и уже всем сердцем привязался к нему, не испытывая страха. Разве не следовало ему быть осмотрительным?

Нет, Арв не хотел и не мог воспринимать Хейке иначе. Хейке был из Людей Льда. Одного только этого было уже достаточно, чтобы относиться к нему дружелюбно. Судя по его внешности, он был одним из наиболее сильно «меченых», но в то же время он был невероятно одинок. Он отнесся к Арву с безграничным доверием и заслуживал такого же доверия.

Гунилла, убиравшая теперь со стола, тоже сразу приняла Хейке. Арв ценил ее точку зрения, она была его маленькой, мудрой подругой, к сожалению, уже узнавшей слишком много о психологии добра и зла. Она могла читать в человеческой душе.

— Ты можешь быть здесь столько, сколько захочешь, Хейке, — сказал Арв и добавил со вздохом: — И вместе с тем, тебе нужно как можно скорее попасть к Интеле, так что перед нами дилемма. Дело в том, что все эти годы Интела была в отчаянии по поводу исчезновения своего брата. И узнать что-нибудь о нем — даже если это будет известие о смерти — было бы для нее облегчением. А тут еще приехал его неизвестный сын!

— Да, но какой сын!

— У Ингелы есть все причины для того, чтобы радоваться приезду племянника! И сердце у нее на том месте, где ему полагается быть. Тебе нечего опасаться ее суда.

— Я сейчас же поеду к ней.

— Ну, ну, побудь немного здесь, — засмеялся Арв. — Знаешь, я ведь не слишком часто встречаюсь с Людьми Льда.

Хейке колебался. У него было горячее желание рассказать о тех двух детях, но он решил уже, что нужно повременить немного, чтобы не заставлять Арва начинать новые, тщетные поиски, приносящие лишь разочарование. Сначала ему нужно было кое-что выяснить для себя.

Он так устал, что с трудом держался на ногах. Вместе с тем, он ощущал невероятный покой, его клонило в сон. В такой безопасности он чувствовал себя лишь в детстве, когда искал утешение у Елены, если кто-нибудь говорил что-то плохое о его внешности.

Но теперь он был у одного из своих близких. Наконец-то!

Вот почему он позволил себе так расслабиться.

— Ингела замужем, об этом говорил мне Сёльве. У нее есть дети?

— Да. Теперь она вдова, но по-прежнему служит у вдовы Брана Оксенштерна, в Скенесе.

— У вдовы Брана Оксенштерн? Но тогда ее наверняка уже нет в живых! Его упоминали в связи с моим прадедом Даном.

— Ах, Хейке, — с улыбкой произнес Арв, — Бран Оксенштерн родился, когда твоему пра-пра-прадеду Микаэлу было шестьдесят четыре года! Бран дожил до глубокой старости, он женился, когда ему было уже за пятьдесят, его жена была на двадцать семь лет моложе его. Ты знаешь, мы, Люди Льда, привыкли рожать детей в ранней юности, поэтому в течение одного столетия у нас сменяется несколько поколений. А Бран Оксенштерн прожил почти сто лет. Но вернемся к твоему вопросу: у Ингелы есть сын твоего возраста. Его зовут Ула, в честь его отца, которого звали Улавом. Ингела переделала это имя на норвежский манер.

— Было бы интересно встретиться с ним. А как теперь дела в Норвегии?

Лицо Арва стало грустным.

— Плохо! Очень, очень плохо!

Хейке испугало, что его родовое имение Гростенсхольм может уплыть из его рук. Хотя в данный момент, когда Арв озабоченно произнес это, Хейке куда больше обеспокоило другое: у него появилось смутное предчувствие того, что с его родственниками может произойти что-нибудь нехорошее.

Проведя рукой по глазам, чтобы не заснуть, он спросил сонным голосом:

— Кто там теперь живет?

— Думаю, мы поговорим об этом потом, — заботливо произнес Арв. — Я вижу, что ты вот-вот упадешь со стула.

— Да, я в самом деле падаю, — смущенно улыбнулся Хейке. — Я буду очень благодарен, если смогу остаться здесь на несколько дней. У меня иссякли силы сопротивления, я не могу больше встречаться с чужими людьми, видеть их примитивную реакцию, их страх… Так что, если я… — Он заметил, что повторяется. — …если я смогу остаться на несколько дней…