Лорел Гамильтон - Соблазненные луной

Он отвернулся от меня и пошел прочь, босиком, пританцовывая, прямо по снегу. За ним не оставалось следов, снег лежал нетронутым на всем его пути, словно он был невесом. И я поняла, почему нас окружало такое спокойствие, такое безветрие ночи. Он был – холод, мороз, иней. Иней, который одевает весь мир, но только если мир неподвижен. Такая хрупкость не может противостоять бурному ветру.

Я следила за его танцем на сияющем снегу, пока он не слился с синей лунной тенью, пока не растаял в ночи.

Я снова пришла в себя. Холод еще держал меня в объятиях, но снега в его глазах уже не было – просто серые глаза, серые, как зимнее небо. Он сдавленно прошептал, словно боялся заговорить в полный голос:

– Ты так похолодела, я испугался... – Фразу Холод не закончил. Он выпустил меня, почти бросил, вскочил и ушел прочь. Дверь за ним закачалась на петлях.

Гален подобрался ко мне по кровати. Но – странно – не попытался до меня дотронуться.

– Как ты? – спросил он озабоченно.

Я задумалась над ответом, а значит, со мной вряд ли все было хорошо. Что-то стряслось, но черт меня побери, если я знала что. Заговорила я только со второй попытки, и все равно голос получился сдавленным и хриплым.

– Что это было... – я закашлялась, – ...только что?

– Мы не очень поняли, – откликнулась Мэви с другого конца кровати.

Я взглянула на нее. Она все еще была в ипостаси богини Конхенн, с золотистой кожей, белыми волосами и глазами, пронизанными молниями, но уже не светилась. Она была великолепна, но сила на время ее оставила.

И вид у нее был растерянный, а с богинями такое случается нечасто.

– Это моя вина. Я хотела, чтобы меня обнял и утешил другой сидхе. Я попыталась соблазнить Никку и не смогла. – Она попробовала сделать надменную мину, но глаза так и остались растерянными. – Я не привыкла, чтобы меня отвергали те, кого я по-настоящему хочу. Я считала, что ты могла бы уступить мне одного из твоих кавалеров.

Она потупилась, но тут же снова подняла голову и показалась не столько надменной, сколько решившейся. Не знаю, все актрисы такие или нет, но у Мэви Рид эмоции сменялись, не успеешь глазом моргнуть, и все казались неподдельными. Может, она всегда была такой переменчивой в настроениях, а может, это профессия так на нее повлияла.

– Я знаю, что это было глупо и легкомысленно. Ты подарила мне и Гордону шанс родить ребенка. Ты и Гален и ваша магия. Я – неблагодарная скотина, Мерри, прости.

– Ладно, – прохрипела я. В горле противно першило. Я нахмурилась и посмотрела на Галена: – Почему у меня горло сорвано?

Он переглянулся с Мэви. Одним из взглядов, которые яснее слов говорят, что что-то случилось, что-то нехорошее, чего я не помню.

– Расскажите как есть. – Я потянулась к его руке.

Он отпрянул, словно я его укусила:

– Не трогай меня, Мерри. Не сейчас.

– Почему? – спросила я.

– Глянь на покрывало у своей головы, – сказал он.

Я повернула голову и увидела на кремовом покрывале большое мокрое пятно. Ничего не понимая, я потрогала пятно. В воде таяли кусочки льда.

– Откуда тут лед? – спросила я у Галена, все еще не понимая.

– Тебя им вытошнило.

Я вытаращила на него глаза и хотела уже спросить, он что, шутит, – но лицо у него было слишком серьезное.

– Как, почему?

– Вот это нам как раз не очень понятно, – сказала Мэви.

– Ну так скажите хоть то, что понятно.

Она обошла кровать, чтобы оказаться лицом к лицу со мной, но не рискнула ни сесть на кровать, ни подойти поближе.

– Я попыталась тебя соблазнить, и удачно. Гораздо удачней, чем ожидала. Я забываю временами, что ты отчасти человек. Я применила силу, как к другому сидхе, другому божеству.

Я кивнула, и горлу снова стало больно.

– Это я помню, но потом все изменилось, преобразилось во что-то другое. Я видела, как ты сидишь под деревом, и на тебя больно было смотреть, глаза обжигало.

– Смертный не может смотреть в лицо бога и остаться в живых, – сказал Гален.

– Что? – переспросила я.

Мэви нагнулась к кровати.

– Я на миг снова стала Конхенн. Стала той, кем была когда-то. А я думала, что почти заставила себя забыть. Потеря волшебной страны – это вторая моя потеря, Мерри. Сперва я утратила свою божественность.

У меня голова начала болеть.

– Я не понимаю. Можно пояснить?

– Давай попробую. – Гален выглядел очень серьезным и уверенным, совсем не по-галеновски. – Мэви применила магию богини Конхенн – или то, что от нее оставалось, – чтобы тебя соблазнить. Но ты вызвала к жизни еще больше силы. Ты вернула ей божественность.

У меня глаза полезли на лоб.

– Я думала, что раз перестанешь быть богом, стать им снова невозможно.

– И я так думала до этого дня, – кивнула Мэви.

Я ошарашенно посмотрела на нее.

– Да и наделить божественностью может только Богиня.

– А это, думаю, верно по-прежнему, – сказала Мэви. – Но, видимо, сосудом для своей силы она может избрать любого.

– Не любого, – поправил Гален. – Если бы любого, это случилось бы столетия назад. – Он посмотрел на Мэви с укором, намекая на ее бестактность.

– Ты прав. Конечно, прав. Я не хочу преуменьшить значение дара Мерри. Я способна распознать прикосновение Богини.

– Какой богини?! – не могла врубиться я.

– Дану, – прошептала Мэви, и шепот эхом отдался по комнате.

Я зажмурилась, втянула воздух, медленно, по счету, выдохнула и вдохнула снова. Открыла глаза.

– У меня со слухом проблемы, – объявила я. – Мне померещилось, ты сказала "Дану".

– Да.

Я замотала головой, даже не вспомнив о больном горле.

– Дану – это Богиня, давшая имя нашему народу, детям Дану, Туата Де Дананн. Она – Богиня! Она никогда не принимала физический облик. Она не воплощалась!

– А я этого и не говорила. Я сказала, что она дала мне мою божественность, и так оно и было.

Я непонимающе смотрела на нее. В голове начали стучать молоточки, боль все усиливалась.

– Да объясни же!

– Когда мы подписали первый договор с Фомори, и мы, и они отказались от самой жуткой нашей магии. Мы приглушили свои способности, иначе обе расы совместными усилиями уничтожили бы землю, за которую шел спор. Дану, или Дана, согласилась отдалиться от нас, чтобы мы создали великое ограничительное заклятие. – Глаза Мэви заблестели от слез, не от магии. – Вряд ли кто-то из нас понимал, от чего мы отказываемся. Разве только, может, сама Дану.

Мэви присела на краешек кровати и разрыдалась. И, на мой взгляд, вряд ли дело было в неприятностях по работе и гормонах беременности. Думаю, здесь, в Калифорнии, на берегу Тихого океана, она оплакивала Богиню, никогда не видевшую Америки.