Ник Перумов - Война мага. Том 4: Конец игры

— Я — и тебе изменяю?! — с шутливой искренностью возмутился Император. — С землепашкой? Откуда ты только таких слов-то набралась?

Сеамни улыбнулась, приложив ладошку к его губам.

— Я знаю, родной. Не надо ничего говорить. Просто иди — и возвращайся. Поскорее. Очень тебя прошу. Ты вернёшься, ты отдохнёшь… а потом я покажу тебе, что все землепашки нам, Дану, и в подмётки не годятся. Иди, — и она слегка подтолкнула его в спину.

Лагерь императорского войска гудел, прослышав об успехе стенобойной команды. Легионеры помоложе и не столь опытные, наверное, только и делали бы, что строили предположения — что же может ждать их внутри, но Серебряные Латы просто готовились к новому бою. Точильные камни лишний раз проходились по лезвиям гладиусов и остриям пилумов; подтягивались шлемные ремни и завязки доспехов, проверялись щиты, поручни и поножи. Легкораненые костерили лекарей и требовали, чтобы их вернули в строй.

Сборы Императора были недолги: побольше факелов и воды. И вот уже отданы распоряжения Сулле и прочим — ждать их с Сежес до следующего дня, если не вернутся — попытаться пройти по следу, если дорожка оборвётся и поиски потайной ловушки ни к чему не приведут — уходить к Клавдию.

…Он должен был отдать этот приказ, хотя прекрасно понимал — «уход к Клавдию» всего лишь ненадолго отсрочит полную и всеобщую гибель.

Сежес, в кожаных штанах и короткой кожаной куртке, с широким ножом у пояса, сейчас больше напоминала заправского пирата с южного взморья, чем чинную и добропорядочную чародейку из почтенного и уважаемого магического ордена. Рядом с волшебницей зачем-то топтался Баламут, какой-то до странного тихий и потерянный. В руках гном мял объёмистую деревянную флягу.

— Благодарю моего Императора за доверие, — поклонилась Сежес. — Я слышала, что мы идём вдвоём?

Правитель Мельина молча кивнул. Сежес улыбнулась.

— Я рада, — серьёзно сказала она. — Очень рада… что в конце концов мы теперь — не два вцепившихся друг другу в горло врага.

Глаза Императора чуть заметно сузились. Да, он помнил все. Жгучее желание мести, жгучая нутряная ненависть, от которой нет спасения.

— Сейчас не время для подобных разговоров, Сежес, честное слово, — холодно прервал волшебницу Император. — Что было, то было, и нет смысла повторять. Многое изменилось, очень многое. Нас по-прежнему разделяет прошлое, но ворошить его бессмысленно. Когда-то я черпал в ненависти силы. Сейчас они приходят сами. И я больше не жажду мщения.

— Я… я счастлива слышать это, — неожиданно смутилась волшебница. — Пролилось много крови, повелитель, большей частью — невинной… но Радуга должна принять на себя ответственность. Мы растили послушного волкодава и не заметили, что получился вольный волк, ненавидящий клетки, даже если они позолоченные, в миске — самая лучшая еда, а для случки регулярно приводят самых лучших самок… — щёки Сежес запылали румянцем, она покачала головой. — Мы возомнили себя истинными хозяевами людских судеб. Но хозяева не живут в таком страхе. А мы жили, хотя и боялись себе в этом признаться. А потом это кончилось тем, чем и должно было — огнём в Чёрном Городе, и магичками, изнасилованными разъярённой толпой.

Пальцы чародейки судорожно тискали наборную рукоять ножа.

Император не прерывал. Сежес требовалось выговориться — они оба понимали, что эта вылазка, как ни обманывай себя и как ни подавляй «высокие слова», на самом деле может оказаться для них последней.

— Отдал ли мой Император все необходимые распоряжения? — кашлянув, осторожно осведомилась Сежес.

— Да, конечно, — спокойно кивнул тот. — Всё как обычно. Империя не останется без престолоблюстителя — пусть Брагга сколь угодно коронует себя в Мельине и именуется властителем.

— Повелитель оставил в Мельине императорские регалии, — напомнила волшебница. — Для многих простолюдинов это кое-что будет значить. На ком подлинная корона — тот и подлинный император.

— Мы всё равно ничего отсюда не изменим. Я верю Клавдию. Он не предаст. И знаешь, почему, Сежес? Потому что он верен не мне, а Империи. Её благу.

— Высокие материи, — вздохнула волшебница. — Выкурить Браггу из Мельина будет непросто. Тем более если они и впрямь пустят в ход магию крови и смогут задержать козлоногих. Те, у кого не тронули детей, станут петь им осанну. «Ведь не у меня же беда, у других». Да и вообще, детей-то настругать — долгое ль дело?

— Высокие материи, как ты сама их назвала, — усмехнулся Император. — Ну, идём, достопочтенная. Надеюсь, твои дела тоже все улажены.

— Кроме замужества дочери, — бледно улыбнуласьСежес. — Не побыть мне императорской тёщей, эх, не побыть…

— Не вы ли с Сеамни Оэктаканн в два голоса советовали мне жениться на доченьке барона Брагги?

— Советовали, — вздохнула чародейка. — Потому что того требовало благо Империи, как мы его понимали. И то, что человек и Дану пришли к одним и тем же выводам…

— Всё равно ничего для меня не значит, — перебил правитель Мельина. — Я уже говорил это Сеамни, повторю и тебе, Сежес: есть компромиссы, на которые я не пойду. Даже если за это придётся заплатить властью над целой Империей.

— Я знаю, — грустно откликнулась волшебница. — Идёмте, мой повелитель. Стоя на месте, Разлом не закроешь.

— Очень точное замечание, — хмыкнул Император и проверил, легко ли меч выходит из ножен. — Идём, Сежес. Я — первым, твоё дело отыскать и обезвредить магические ловушки.

— Тогда уж позвольте мне войти впереди вас, мой Император.

— Нет, — отрезал тот. — Капканы надо искать до того, как в них попадёшься, а простые пружинные мышеловки срабатывают порой не хуже самых сложных чародейских. Их ты находить не умеешь. В отличие от меня.

— Как будет угодно повелителю, — Сежес покорно склонила голову.

— Стойте, стойте! — засуетился вдруг Баламут. — Ты, госпожа чародейка, того… фляжку-то не взяла. Обещала взять и не взяла. А?

Сежес метнула на Императора быстрый и смущённый взгляд.

— Обещала, Баламут, обещала, — вроде как раздражённо оборвала она гнома. — От тебя не скроешься. Давай сюда свою отраву. Торжественно обещаю влить её в глотку самому отвратительному монстру, что нам попадётся. Ручаюсь, он тут же испустит дух.

— Испустит, сударыня моя Сежес, всенепременно испустит! — с уморительной серьёзностью закивал Баламут. — Наш гномояд — он такой, он только для чистых духом пользителен, а чудилы всякие от него мрут, что мухи осенью. У нас в пещерах, бывало, каменных крыс им травили — потом по году ни одной не появлялось!

— Рада за народ гномов, — поджала губы чародейка, однако следующие её слова совсем не вязались с отстранённо-раздражённым видом. — Ты, Баламут, тут тоже… не геройствуй сверх меры. Меня дождись, ладно?