Песнь войны (СИ) - Карпов Илья Витальевич

— Ну, я вообще-то…

— Ни разу их не видел, да?

— Мне Старый Эйвинд сказал! А он жизнь пожил, всякого повидал!

— Даю ухо на отсечение, что он и сам их не видел никогда. Эти сказки про упырей повсюду рассказывают, да только никто их встречал. Потому как нет их на свете.

— Ну-ка язык попридержи! Кто б ты там ни был. Негоже так про Старого Эйвинда! Он с богами разговаривает!

— А где ж он сам? — Таринор старался удержать смех, вспомнив об Асмигаре. — Небось, поболтать с ними вышел?

— Сейчас его дождёмся, сам увидишь, — рыжий широко улыбнулся. — Он из твоей шкуры ремней наделать хотел, да всё ждал, пока оживёшь.

— Не дождётся. Не упырь я. Когда ваш старый мудрец явиться думает? Мне б перекусить не мешало, да и выпить тоже. Во рту как кошки нагадили.

Рыжий присел за стол, стараясь держать нож направленным на наёмника, но долго так просидеть он не смог и опустил руку на колено. Таринор пытался спросить, что это за место, далеко ли до Энгатара или, хотя бы как, зовут обладателя рыжей бороды, но его собеседник наотрез отказывался что-либо говорить, повторяя только, что следует дождаться пресловутого Эйвинда. Через некоторое время рыжий откровенно заскучал и забарабанил пальцами по столу. Потом принялся втыкать нож в пол, доставать оттуда и снова втыкать. При этом на лице у него было выражение невыносимой скуки.

— Слушай, а где мои вещи? — встрепенулся наёмник.

— Какие ещё вещи? — отозвался рыжий.

— Дорожная сумка, с припасами.

— Не было никакой сумки.

— Как же это так? Небось, себе прибрали?

— Эй, мы тебе не воры какие! — рыжий пригрозил ножом. — Если б при тебе что и было, то подле тебя б и лежало. Так что не трепыхайся, дождись Эйвинда. Он разберётся, что с тобой делать.

Решив, что без пресловутого Эйвинда здесь, судя по всему, и по нужде ходить не принято, Таринор развалился на скамейке. Покинуть это место самостоятельно он всё равно не мог, а потому самым разумным было просто отдохнуть.

Таринор приободрился. Здешний говор хоть и звучал непривычно, но был вполне понятен, а значит это место не столь далеко от Энгаты, и как только он найдёт способ уйти, сможет туда добраться. Оставалось только дождаться местного мудреца. К счастью, ждать пришлось совсем недолго: дверь распахнулась, и в дом ввалился неопрятного вида старик. Бело-серая рубаха его была перемазана чем-то зелёным, а распознать цвет потёртого шерстяного плаща уже и вовсе было нельзя. Образ дополняли морщинистое лицо, сурово нахмуренные кусты бровей и длинная серо-седая борода, заплетённая в несколько кос.

— Эйвинд, певец богов! — воскликнул рыжий. — Вот, гляди! Упырь-то твой очнулся. Убежать пытался, да только я его мигом скрутил…

— Дурень! — оборвал его хриплый, но ещё крепкий голос старика. — Герда мне всё рассказала. Ты медовуху хлебать отправился вместо того, чтобы делать, что велено. Бедная девка запыхалась, пока до меня добежала, добро, что я клевер неподалёку резал. В самую чащу не пошёл, как знал.

— Но упыря ж я схватил! Вот только чудной он какой-то.

— Потому что я не упырь вовсе, — мрачно проговорил Таринор, отчего старик резко повернулся и вгляделся в полумрак, а лицо его вытянулось от изумления. — Да, разговариваю складно, глотки не грызу, кровь не пью. Что там ещё про упырей говорят?

— А кто ж ты тогда такой будешь? Столько времени пролежал, что мертвец, а теперь встал как ни в чём не бывало.

— А вот на это есть любопытная история…

— Не слушай его, Эйвинд! Зубы заговаривает, нечисть! — не унимался рыжий. — Давай-ка я его лучше за топором схожу, а?

— Ты вообще ступай прочь! — рявкнул старик. — Сам справлюсь.

К удивлению наёмника, услышав эти слова, рыжий покорно встал и вышел из дома, не проронив ни слова. Хоть и вид у него был недовольный.

— Ладно, теперь рассказывай, — вздохнул старик. — Только не думай штуки свои проворачивать. Кто б ты ни был: упырь, трясинник или страхолюдная болотница, тут на стенах кругом знаки, а на мне амулет из медвежьего пузыря. Так что в пыль рассыпешься быстрее, чем за горло меня цапнешь.

— Ох… — наёмник потёр глаза. — Значит, с богами разговариваешь? Тогда должен знать Асмигара? Бог-странник, блуждающий по мирам, лесам, полям… И ещё чёрт знает где.

— Знаю, знаю, — сощурился старик. — Как не знать. Он зовётся богом-прохвостом. Некогда украл у Зильмарда меч, у Торма щит, а у Хьольра посох. Потому изгнан и был, и нынче скитается всюду, не в силах найти кров.

— Стало быть, то были Сильмарет, Тормир и Холар? Не слыхал этой истории.

— Так южане их зовут. Ты, стало быть, тоже из южан? И говор у тебя такой, южанский.

— Выходит, что так.

— И, стало быть, не упырь?

— Ни в коем случае. Хоть чем поклянусь.

— А то проверить — дело нехитрое, — сказал старик и отправился к столу.

Наёмника удивила беспечность Эйвинда. Неужто он и впрямь так верил в силу амулетов, трав и прочего, что был готов вот так запросто стоять спиной к тому, кого считал упырём? А ведь, судя по всему, к суевериям местные относятся со всей серьёзностью. Тем временем из-за спины Эйвинда доносились хруст крошащихся трав, сухой треск и бульканье каких-то жидкостей. По комнате расползался резкий травяной запах. Наконец, он повернулся к Таринору, держа в руках деревянную чашку с неаппетитной тёмно-зелёной жижей.

— Вот. Это снадобье для умертвий что жидкий огонь. Если ты и впрямь не мертвец, то бояться тебе нечего.

— И что мне с этим делать? Обмазаться?

— Не только, — старик окунул палец в чашку и размазал жижу по лбу наёмника. — Теперь пей!

Таринор решил не перечить и раз и навсегда снять с себя все подозрения. Но взглянув на содержимое чашки, на комочки трав и кусочки веток, он подумал, выдержит ли пустой желудок эту дрянь? Ведь когда наёмник станет кататься по полу, корчась от боли, старик точно сочтёт его нечистью. Потом позовёт рыжего, который, кажется, грезит проломить ему голову, и новая жизнь Таринора закончится, не успев начаться. Как же ехидно будет ухмыляться Асмигар, если всё повторится снова? Вряд ли Таринору дадут третий шанс…

Наёмник выдохнул и осторожно поднёс чашку к губам. В нос ударила мешанина из запахов душистых трав, чеснока и чего-то гниловато-земляного, вроде болотной тины или древесного гриба. Старик улыбался, обнажив оставшиеся зубы, всем своим видом предвкушая что-то грандиозное. Была не была! Глоток. Ещё глоток. «Будто грязь болотную хлебаешь, честное слово», — подумалось Таринору.

Подавив рвотный позыв, наёмник проглотил остатки жижи, а посмотрев на заметно погрустневшего старика, ещё и демонстративно облизал край чашки.

— Веришь теперь?

— Эх… Твоя правда, верю, — махнул рукой Эйвинд и забрал у наёмника пустую чашку.

— Расстроился, что не удалось порезать на ремни чуть живого человека?

— А думаешь, каждый день упыря в здешних краях отыскать можно? Ремешки из упырьей шкуры от всякой нечисти, знаешь, первое дело! А то погани на болотах развелось немеряно, огоньки даже из деревни видать.

— Уж извини, что не оправдал твоих ожиданий, старик. И чего б со мной от этой жижи случилось, окажись я упырём?

— Пеной бы изошёл, да грязью излился. Только шкура бы и осталась. Эх!

— Теперь расскажи-ка, как меня нашли и зачем притащили сюда.

— Охотники тебя на опушке увидели, телом бездыханным. Сердце не бьётся, следов вокруг никаких, да ещё рядом альв лесной лежал. Причём он-то истерзанный, израненный, с душком, а вот ты целёхонек, будто только что прикорнул. Ну, мужики меня позвали, я сразу смекнул что к чему и велел тебя сюда приволочь. Неделю ждал, покуда ты очнёшься, дома сидел безвылазно, сегодня только решился отлучиться — и вот поди ж ты! Деревню на уши поднял почём зря, теперь придётся всем растолковывать. Идём.

Сказав это, Эйвинд направился к двери.

— Постой, я пролежал неделю? — изумился Таринор. — Зачем же ждать столько времени?

— Ошибиться не хотел… А ну как ты шутка богов? У нас давеча зимой один так с перепоя под лёд ушёл. Достали, принесли, оплакивали. Он три дня полежал холодный как труп, а потом очнулся, водички попросил. Жена тут же чувств лишилась… С тех пор у неё проседь в волосах, а у него самого нос сломан.