Сюзанна Кларк - Дамы из Грейс-Адье и другие истории
Ноября 26, 1811 года
К усадьбе Джона Каблука нет ни дорог, ни тропинок. Его слуги не обрабатывают поля. Я вообще не заметил вблизи никаких хозяйственных угодий. И на что они живут? Сегодня видел, как какая-то мелкая тварь – скорее всего, крыса – жарилась над очагом в одной из комнат, а несколько слуг жадно склонились над огнем, сжимая в руках оловянные тарелки и древние ножи. Лиц я не разглядел. (Удивительное дело, но, кроме Дандо и старухи-дикобраза, мне пока не удалось заглянуть в лицо никому из слуг Джона Каблука – при моем приближении они всегда умудряются шмыгнуть в тень). Джон Каблук – превосходный собеседник, его речи весьма поучительны, а образованность выше всяких похвал. Сегодня он заявил мне, что Иуда Искариот некогда считался лучшим пасечником на свете, и за прошедшие две тысячи лет никому не удавалось произвести мед, хотя бы отдаленно напоминающий по вкусу Иудин. Поскольку мне никогда не доводилось слышать или читать об этом, я принялся выпытывать у хозяина подробности. Джон Каблук отвечал, что непременно найдет кувшин того самого меда – наверняка где-нибудь в чулане завалялся – и подарит мне.
Затем он заговорил о том, в каком расстройстве оказались дела моего отца после его смерти, и что с тех самых пор многочисленные претенденты на наследство покойного не перестают воевать друг с другом.
– Мне известно, по крайней мере, о двух поединках, – сказал хозяин, – ну и, как водится, двое искателей наследства покинули сей мир. Еще одного, чью страсть к наследству вашего отца затмевала только страсть к струнным квартетам, спустя три года нашли повешенным на дереве за собственные длинные седины. Тело его было проткнуто насквозь скрипичными, альтовыми и виолончельными смычками. Эдакий музыкальный святой Себастьян! А не далее, как прошлой зимой, отравили целый дом. Правда, претендентка в одной сорочке успела выбежать в лютую пургу, так что все обошлось, пострадали только слуги. Мне и самому удалось избежать множества напастей только потому, что я никогда не собирался заявлять претензий на наследство вашего отца, хотя, честно говоря, прав у меня не в пример больше, чем у некоторых. Однако самым вероятным претендентом может считаться сын Тома Перелеска. Если он заявит права на наследство, все распри тут же прекратятся. – Тут Джон Каблук посмотрел на меня.
Я был потрясен.
– Э-э-э… но ведь я незаконнорожденный.
– Мы не придаем значения подобным мелочам. Большинство наших соплеменников рождается вне брака. Земли вашего отца, как в Англии, так и в других краях, едва ли меньше моих владений, и вам не составит особого труда вступить в права наследства. Как только станет известно, что вы заручились еще и моей поддержкой, вы обоснуетесь в усадьбе Пустое Сердце к следующему же квартальному дню.
Надо же, а ведь я и помыслить не мог о таком подарке судьбы! Мне по-прежнему трудно поверить в случившееся, но с тех пор я только и думаю, что о наследстве. Ибо никто в целом свете не сможет распорядиться им лучше меня! Вовсе не потому, что я столь уж высокого мнения о собственной персоне – просто я искренне верю, что имею природную склонность к управлению большим имением. Если я унаследую земли Тома Перелеска, то немедленно займусь улучшением на строгой научной основе их плодородия и добьюсь увеличения урожая в три-четыре раза (я читал, что некоторым джентльменам удавалось достичь подобного). Как отзывчив я буду к арендаторам и слугам! Я научу их быть счастливыми! Или продам поместья отца и куплю землю в Дербишире, а после женюсь на Марианне или Изабелле. И каждую неделю буду верхом приезжать в гости к миссис Газеркоул и подробно расспрашивать о состоянии дел в поместье, не забывая давать ей и миссис Эдмонд ценные советы по поводу и без оного.
Семь утра декабря 8, 1811 года
О Дидоне Паддифер по-прежнему никаких вестей. Начинаю думать, что наши с миссис Эдмонд опасения, будто ее похитили цыгане или бродячие лудильщики, далеки от истины. Мы опросили поденщиков, пастухов и содержателей таверн, но все утверждают, что цыгане не объявлялись в округе с самой середины лета. Нужно навестить мать Дидоны миссис Глоссоп.
Восемь вечера того же дня
Что стало с моими надеждами! От полного счастья к совершеннейшему отчаянию – и всего за двенадцать часов! Каким глупцом я был! Мечтал унаследовать поместья отца – уж лучше бы я отправился в ад, чтобы арендовать там собственность! Впрочем, именно адского пламени я и заслуживаю, ибо пренебрег своим долгом. Подверг опасностям жизнь и души моих прихожан. Моих прихожан, коих должен оберегать от всякого лиха!
Утром я посетил миссис Глоссоп. Бедная женщина сидела, уткнувшись в фартук, и рыдала. Я сказал ей, что мы с миссис Эдмонд задумали поместить в газетах Дерби и Шеффилда объявление. Возможно, кто-нибудь видел Дидону или слышал о ней.
– Ах, сэр, – вздохнула она, – ничегошеньки из этого не выйдет. Я прекрасно знаю, где дочка.
– Вот как! – удивился я. – Почему же в таком случае вы не приведете ее домой?
– Да куда мне! – воскликнула женщина. – Что я могу, если ее забрал сам Джон Каблук!
– Джон Каблук? – вскричал я смятенно.
– Да, сэр, хотя вряд ли вы о таком слыхали. Миссис Эдмонд не любит, когда говорят о Джоне Каблуке, и бранит нас за невежество и суеверия. Но простые люди хорошо его знают. Джон Каблук – могущественный эльф, который живет где-то неподалеку – не ведаю, с каких пор, наверное, с самого сотворения мира. Знаю только, что он никогда не забывает заявлять на нас свои права. Наверное, у него в доме (а живет он в усадьбе Крах Всех Надежд) завелся эльфийский детеныш, вот ему и понадобилась крепкая молодка, чтобы младенец сосал доброе человечье молоко.
Не могу сказать, что сразу поверил ей. Не стану утверждать и обратного. Я просто молча сидел в совершенном оцепенении, пока бедная женщина, позабыв о собственных горестях, не начала трясти меня за плечо и не побежала к миссис Эдмонд за бренди. Когда она вернулась, я одним глотком осу шил стаканчик, после чего отправился прямиком в конюшню миссис Газеркоул и попросил Джозефа оседлать Квакера. Миссис Эдмонд выскочила из дома, желая узнать, что стряслось.
– После, миссис Эдмонд, после! – и я ускакал.
На стук открыл Дандо и сказал, что хозяина нет дома.
– Не важно, – заявил я с самоуверенной улыбкой, – я пришел не к нему, а к моему маленькому кузену, моему крошке-эльфу, – я намеренно сказал «эльфу», и Дандо не стал возражать, – которому помог появиться на свет семь недель назад.
Дандо объяснил, что ребенок находится в комнате в конце длинного коридора.
В огромной комнате пахло гниющим деревом и сырой штукатуркой. Стены испещряли пятна сырости и крысиные норы. В центре комнаты на деревянном стуле странной формы сидела молодая женщина. Железные прутья прижимали ее к спинке стула, не позволяя встать. Руки и ноги были закованы в кандалы и опутаны ржавыми цепями. У груди она держала сына Джона Каблука.
– Дидона? – позвал я. Сердце мое упало, когда она радостно улыбнулась.
– Слушаю, сэр.
– Я новый священник прихода Всех Надежд.
– Как я рада видеть вас, сэр! Я непременно встала бы и сделала реверанс, но вы должны меня простить – у маленького джентльмена с утра превосходный аппетит!
Она поцеловала ужасное создание и назвала его ангелочком, маленьким негодником и дорогой крошечкой.
– Как ты попала сюда? – спросил я.
– Слуги мистера Каблука забрали меня прямо из дома и привели сюда. А уж они-то свое дело знают, – Дидона весело рассмеялась. – Силком втащили меня на холм и посадили в телегу. А я им сказала, что в этом нет нужды. Как только я услыхала, что бедный маленький джентльмен остался без молока, – она встряхнула младенца и снова поцеловала, – я только и думала о том, как бы скорее приложить его к груди. В этом райском местечке одно лишь гнетет меня – мистер Каблук сказал, что я должна оставить своего ребеночка, пока кормлю его сыночка. И если все ангелы спустятся с небес и преклонят перед ним свои сияющие колени то и тогда он не передумает. Какая незадача, сэр ведь молока-то у меня хватит на двоих!
В доказательство своих слов Дидона без смущения обнажила груди, которые даже на мой не искушенный взгляд были переполнены молоком
Молодую женщину тревожило, кто кормит ее младенца. Я сказал, что Энн Харгривз. Дидона обрадовалась и заявила, что у Нэн всегда был хороший аппетит.
– Никто так не любил пудинги, как эта девчонка, сэр. Наверняка, молоко у нее сладкое и здоровое, как думаете, сэр?
– Миссис Эдмонд уверяет, что маленький Горацио Артур растет не по дням, а по часам. А как тут с тобой обращаются?
– Ах, сэр, зачем вы спрашиваете? Разве вы не видите это позолоченное кресло, украшенное бриллиантами и жемчугами? Или эту комнату с хрустальными колоннами и бархатными занавесками цвета роз? А ночью – можете мне не верить сэр, я и сама-то себе верю с трудом – я сплю на шести пуховых матрасах, а под голову кладу шесть шелковых подушек!
